Встретимся завтра. Владимир Мавродиев

с двух сторон читается одинаково!..

      При чём тут Дом мод, когда об утопленнике речь? А притом, что голяк наш служил в том заведении манекеном. Вернее, не служил уж, а валялся с рукой полуобломанной в дальнем углу. Но подошёл субботник апрельский и, видно, выбросили, не пожалели, «франта» под обрыв на радость пацанве… И как я сразу не сообразил, не вспомнил, что торчал недавно, до разлива Волги, «утопленник» наш, по пояс врытый в песок, возле грязного вилючего ручья. Кидали в него пацаны «копья», стреляли из рогаток, обряжали, как чучело, пририсовывали, извиняюсь, недостающие органы. А потом закинули в кусты. Тут и вода большая подоспела.

      …Андреич отпустил мою руку и беззвучно, будто нашептывая, захохотал, попятился к скамейке, сел, уложив рядом пузатую кожаную сумку и чехол с прутами немки. Я, вздохнув, подхохатывал ему.

      – Во герои… во сыщики… – бормотал сквозь смех Андреич. – Верно говорят, что у страха глаза на лбу, а тут темь да ветер вдобавок. Молчать нам, Вовка, надо про это дело, а то засмеют. Или «утопленниками» мужики кликать начнут в цехе. Ох и порыбачили… Ты возьми рыбу-то, а то не поверит твоя, что у моста ночевал.

      Я махнул рукой: какая ещё рыба…

      – А у них, – Андреич подошел к витрине, – морды-то одинаковые, типовые… Раньше из гипса лепили их, а теперь пластмассовые, что ль… Но тоже тонут… Ишь костюмчик какой! Ты, Вовк, с премии купи такой, на память…

      И закончить бы с улыбкой это повествование про наш старый мост, ныне навсегда сгинувший. Да нашли через неделю, когда вода уже спадала, у моста настоящего утопленника. Молодого парня…

      Но мы с Андреичем в тот день не рыбачили, работали. «Чёрной» суббота была…

      1977. 1989

      Трудный день

      «Раньше надо было думать. А теперь… И правильно сделают, если выгонят. Задним числом каждый умён… – думал он, спускаясь по стёртым до блеска ступеням с административного этажа цеха. – А Ушанов, дружок ненаглядный, хо-рош… Раскрылся, как цветочек. Всё нутро своё вывернул, инспектор хренов… А в оконцовке завилял-то как!..»

      На улице к нему обрадованно, как-то по-щенячьи, будто долго ждал этого момента, кинулся глуповатый весенний ветерок, ткнулся прохладным носом в лицо, захолодил ладони.

      После прокуренного кабинета дышалось легко, и рука, потянувшаяся, было, в карман за сигаретой, невольно остановилась. Оказывается, пока они там, наверху, рядили и решали, прошёл недолгий, но, судя по разбросанным тут и там мелким лужицам, сильный дождь.

      В лужах, моргая и покачиваясь, плавали крупные жёлтые огни, и он шёл по ним, как, бывало, осенью по опавшим кленовым листьям…

      Сейчас стоявшие вдоль аллеи молодые голенастые клёны, захлебываясь мартовским ветерком, потягивались после зимней спячки, роняя в лужи невидимые в сгущающихся сумерках дробинки капели.

      К проходной, обгоняя его и хохоча на ходу, торопились девчата из соседнего цеха, длинноногие, в разноцветных лакированных сапожках. «Оживели… – вдруг негаданно улыбнувшись,