Встретимся завтра. Владимир Мавродиев

закрыть её. У овощного отдела высилась груда пустых ящиков с яркими наклейками: белый аист держал в клюве апельсин. За прилавком пожилая продавщица подсчитывала выручку.

      – У вас немножко апельсинов не осталось, мне в больницу надо бы?

      Продавщица, шевеля губами, подняла голову, хотела по привычке отказать, но вид у него, наверно, был такой замученный, что она невольно улыбнулась.

      – Тебе самому в больницу не мешало бы. Ладно, на вот, из энзэ, соседке оставила, ну уж если в больницу…

      И она протянула ему высокий хрустящий пакет, из которого выглядывали пахучие оранжевые ядрышки.

      – Жена, что ль, приболела? Иль исполняющая обязанности?.. – весело спросила продавщица, перемигиваясь с уборщицей.

      – Жена, – ответил он, удивившись уверенности и спокойствию собственного голоса.

      1980

      Ты поговори с ним…

      Взобравшись на пятый этаж по серым стёршимся ступеням, Степан Степаныч остановился перед дверью квартиры Марии, перевёл дух. Особой одышки после подъёма не было, и он удовлетворённо подумал: «Всё ж сказались, бегато…»

      С «бегами» было вот что. Прошлой осенью, посредине октября, в небольшой красный уголок, где привычно коротали вечера дворовые «козлятники», пришёл его давнишний сосед Михаил Денисыч и непривычно бодрым голосом заявил:

      – Здорово, сидуны, кости ещё не полопались от такой рыбалки? Третий стол со свету сживаете. Бегать надо, бе-гать…

      – Куда? – сверкнув казёнными зубами глянул на него дед Волков, местный гроссмейстер по части домино.

      – Не куда, а откуда, – присел Михаил Денисыч на чёрный кожаный диван ещё послевоенных времен. – Из могилы убегать надо. В строго обратном направлении двигаться…

      – Ты б, агитатор, повеселей чего-нибудь рассказал. А на кладбище толпой скорбной вроде мы тебя провожать не так давно собирались?.. – ловко парировал дед Волков, красиво, почти без шума помешивая на столе желтовато-рябые костяшки.

      Было дело, с почти состоявшимся кладбищем… На день Советской Армии зашел Михаил Денисыч сюда же, в красный уголок, по-простому – в «Угол». Как всегда, службу флотскую вспоминать стал, войну… Да и сел вдруг, белый весь, на этот самый диван, где сейчас восседал чуть ли не румяный, уверенно-довольный, пахнущий ваксой и одеколоном. На руках отнесли его тогда к «скорой», жена уж телеграммы бить хотела, да полегчало ему, слава Богу.

      Через полтора месяца вышел Денисыч из больницы, полный вроде, да такой же белый… Тихонько ходил по двору, с газеткой. Сядет, почитает. Встанет, походит. Опять сядет. Вся жизнь. Инфаркт – шутка что ль?

      До пенсии оставалось ему два года, жалко было Степану Степанычу Мишку – сосед, да какой! – за двадцать восемь лет хоть слово б плохое или ещё что. Ну жёны шумели иногда пустяшно, да детишки-пацаны во дворе кулачились, и то без фингалов… Лодку на паях когда-то покупали – вот какие соседи были. Когда Мишка вниз, в отдельную, переезжал, и рад был Степан Степаныч за друга, и грустил немного. Понятно, что