Обручник. Книга третья. Изгой. Евгений Кулькин

Михайловский покончил жизнь самоубийством в состоянии несомненной душевной болезни, которой страдал он более двух лет.

      Д-р мед. Ссылки Лука. 5.VIII-1929 г.»

      Тут много вопросов.

      И первый из них самый наивный: какое имел право хирург давать заключение как психиатр?

      И кому оно понадобилось именно в день самоубийства Михайловского?

      А Екатерина Сергеевна Михайловская, то бишь жена профессора, пошла петлять как заяц по первому снегу, то есть, то и дело менять свои показания, и таким образом завела следствие сперва в замешательство, а потом и в подозрение, что дело тут далеко нечистое.

      А вот и так называлась побочная улика. Статья «Выстрел в мазанке» в газете туркестанских коммунистов «Узбекистанская правда».

      В ней журналист Уреклян, в будущем под псевдонимом Эль-Регистан, ставший одним из авторов гимна Советского Союза, написал:

      «Екатерина Сергеевна, советская студентка-медичка, как известно многим, целующая руку попам из Сергиевской церкви, убила мужа из религиозного фанатизма. Двигали ею и другие не менее гнусные цели. Странную поспешность проявила любящая и заботливая супруга, моментально перетащила после выстрела ценнейшую рукопись профессора (рукопись, за которую заграничные научные круги предлагали профессору огромную сумму денег) к себе домой, к маме Анне Максимилиановне».

      Так все вернулось на круги своя.

      Опять замаячила фигура Луки.

      И не просто, как это было последнее время, в виде борца за гражданскую справедливость по отношению к церкви. А с чем-то более щепетильным.

      Поэтому по холодку в октябре, а точнее, семнадцатого числа, В. Ф. Войно-Ясенецкий сидел уже перед следователем ГПУ Кочетовым.

      Ну формальности можно опустить, а вопросы есть смысл оставить.

      И первый из них:

      – На каком основании вы дали разрешение на погребение самоубийцы?

      Правда, мило? Вроде самоубийц надлежало бальзамировать и строить для каждого из них мавзолей.

      Ну епископ, естественно, в первую очередь отвечает, что такого разрешения не давал, поскольку не имел на это права. А священники похоронили его сами на свой риск. А грех его в том, что по просьбе жены Михайловского он дал священникам записку, где удостоверил, что Михайловский был психически болен.

      А какой изящный второй вопрос следователя:

      – Считаете ли вы возможным отпевание по религиозным обрядам самоубийцы?

      И Лука ответил, что считает устаревшими некоторые церковные каноны. В том числе и тот, что касается отпевания самоубийц.

      Следующий вопрос уже ближе к сути, поскольку лукав по содержанию:

      – Как можно расценить вашу записку, как написанную врачом или духовным лицом?

      – Конечно как врачом.

      Но епископ уже дрогнул. И стал объяснять, что не имел административных церковных прав.

      Ну и, наконец, то, ради чего нужно поаплодировать следователю:

      – Видите ли какое-нибудь противоречие между научными трудами Михайловского и христианской религией?

      Тут надо ответ, естественно, привести не в изложении, а в подлиннике:

      – Противоречий между этими понятиями