Обручник. Книга третья. Изгой. Евгений Кулькин

вот через какое-то время, как те трое уехали на Амур, видимо уверенные, уж кто-кто, а он, Сталин, наведет порядок в их медвежьем углу, и появилась та самая статья.

      Сталин прочитал ее дважды.

      Сперва не веря, что это возможно.

      Потом, чтобы посмаковать возмущение.

      Как видно, и такое бывает в исключительных случаях.

      По возвращении домой все трое «ходоков» оказались под судом.

      Самому старшему, в революцию командиру партизанского отряда, лично знавшему Сергея Лазо, приписали изнасилование несовершеннолетней.

      Вроде поймал он в тайге грибницу или ягодницу, и надругался над ней самым гнусным образом.

      Не избежала тюремная участь и средних лет «ходока».

      Его посадили за воровство.

      А молодого – за антисоветскую пропаганду.

      Говорят, после возвращения из Кремля, он сказал:

      – Сталин – это тупой, ограниченный тип, способный только обозначать, что он есть. После посещения его поганого кабинета, захотелось вымыться в серной кислоте.

      Автор же статьи пишет:

      «Может, уже завтра меня не будет в живых.

      Поэтому я обращаюсь к подписчикам нашей газеты:

      Отошлите этот номер товарищу Сталину.

      Пусть он знает, какие враги Советской власти прикрываются партийными билетами».

      Вспомнил Сталин, как некоторое время назад Дзержинский ездил в те самые края.

      Неужели его сотрудники просмотрели там то, что сейчас выглядит уму непостижимым?

      Он полистал свой блокнот и усмехнулся:

      – А ведь, кажется, было вчера.

      Оказалось, особо уполномоченным Феликс Эдмундович ездил в Сибирь в двадцать втором году. Еще при Ленине.

      Помнится, Сталин не очень одобрял, что Владимир Ильич взвалил на Дзержинского и бремя наркома железных дорог.

      – Пока не избавимся от мешочников, – говорил Ленин, – ни о какой серьезности в экономической политике и думать нечего.

      Наступало и взяточничество.

      И тоже почти повальное.

      Можно сказать, критиковал Сталин Ленина за Дзержинского, что он того заставляет на износ работать.

      Сам же ему, после смерти Ильича, предложил возглавить Всесоюзный Совет Народного Хозяйства.

      Как-то по инерции получилось.

      Но, главное, он так и не был освобожден от обязанности в ГПУ.

      На пленуме же ЦК четырнадцатого июля Сталин порадовался за Феликса Эдмундовича.

      Выглядел он, как говорится, молодцом.

      Да и выступление чего стоило.

      Поэтому ныне, то есть двадцатого июля, удивился, что Дзержинского нет на работе.

      – А где же он может быть? – спросил Сталин.

      – Кажется, ему стало плохо и он уехал домой, – был ответ.

      Сталин позвонил на квартиру Дзержинского.

      Надо немедленно реагировать как на эту статью, так и на тот произвол, который процветает на Амуре.

      К телефону долго никто не подходил.

      Потом в трубку ворвались рыданья.

      – Софья Сигизмундовна! Что случилось? – вскричал Сталин.

      – Он – мертв, – был ответ.

      17

      Письмо более чем странное.

      Вернее,