Обручник. Книга третья. Изгой. Евгений Кулькин

есть ли она, компания?

      Может, это просто группа.

      Не очень многочисленная, но по качеству явно превосходящая все иные.

      Сейчас их называют «ленинцами».

      Многие считают, что они не простые ленинцы, а вдобавок еще и «мудрые».

      И вот тут, видимо, кроется тот самый недочет в оценке, который, как всегда, присутствует для обозначения двоякости.

      Сперва их сравнивали с звеньями цепи, на которую посадили священную корову: Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков.

      И этой «священной коровой», считали откровенные враги и тайные недоброжелатели, был Владимир Ильич Ленин.

      А когда сперва «коровы», а потом и «святости», которую она олицетворяла, не стало, ошейник примерили к «бешеному волку».

      Троцкий не может конкретно сказать, почему патологически ненавидит Сталина.

      Ну не любил его Свердлов потому, что всю погань этого азиата испытал там, в Курейке, где они вместе коротали ссылку и где Сталин цинично плевал ему в тарелку.

      Он ничем не изменился.

      Только сейчас он плюет в лицо революции.

      Наверно, это стоит записать, чтобы не забыть.

      И заголовок статьи был бы впечатляющий: «Плевок в лицо революции».

      Что еще есть в распоряжении его злобы?

      Нет, точнее, их злобы.

      «Чудо искусства управлять, – вот как он начнет статью, – должно выходить из инаковости понимания чести, совести и достоинства».

      Как-то один ученый, он же по совместительству поползновений и художник, предложил разработать на каждого члена их компании соответствующую купюру.

      Ему, Троцкому, естественно, досталось быть червонцем.

      То есть, осуществлять самое высокое достоинство номинирования, ведомого только им курса.

      «Пятеркой» стал Зиновьев.

      «Трешницей» – Каменев.

      «Рублем» – Рыков.

      Когда же стало ясно, что дальнейшее исчисление в купюрах исчерпалось, ученый художник сказал:

      – Ну Пятаков своего достоинства никому не уступит. Так разменяем до копейки несравненного Бухарина.

      Зря сказал.

      Николай Иванович шутки не понял.

      – Раз мое достоинство списано в мелочь, постараюсь соответствовать этому во всех, что на меня свалятся, делах.

      Это была уже угроза.

      А что, в сущности, мог он продемонстрировать под тем прессом, под который попал?

      Изысканное усердие?

      Или ту многофигурность, которая ему всегда поразительно шла?

      Даже во фразе.

      Кстати, кажется, эта его байка о том, как кончил свою жизнь Эсхил.

      Вроде однажды размышлял он о чем-то наиболее возвышенном, сидя под некоей знатной горой. А вившийся над его головой орел, посчитал его лысину за знатный камень и сбросил на нее двухпудовую черепаху.

      А вообще, в этом что-то есть – погибнуть от черепахи.

      Но мировосприятие того, что происходит сейчас и тем более рядом, у Николая Ивановича стало чуть-чуть пробуксовывать.

      Появились некие русогнусные, если не утверждения, то намеки.

      Видимо, вот-вот заболеет великодержавностью