Обручник. Книга третья. Изгой. Евгений Кулькин

отверг это предложение Фрикиш, – скорее ты подойдешь.

      – Так не поймут. Все на погром, а я в кущу, где тень гуще.

      – Вот видишь! – воскликнул Фрикиш. – Первая строчка есть. Пошли!

      И они двинулись к лесу.

      Осина холодила лоб.

      – Повтори, как ты сказал, – попросил Фрикиш. – Хотя не надо.

      И продекламировал:

      Мы затем пришли в пущу.

      Где тени гуще,

      Чтоб ума набраться

      И с прошлым рассчитаться.

      Чтобы люди не мерли

      Без докторов в Туруханске,

      Чтоб достатки перли,

      С песнею партизанской.

      Чтобы….

      – Стой! – остановил его Оглобля. – Кажется, расходятся.

      – Ну пойди узнай, – отник лбом от осины Фрикиш.

      А через минуту Оглобля сообщил:

      – Сулили возвернуть доктора.

      10

      – У счастья есть предисловие, но почти никогда не бывает того, в литературе называется развязкой.

      Сталин слушает Бухарина и отлично понимает, что сказать он собирался нечто другое. Чтобы завершить послесловие вчерашнего дня, обернувшегося, хоть и предсказуемым, но неожиданным финалом.

      После смерти Ленина прошел год.

      Это было время некой бесконкретности.

      Оно текло лавинообразно, без пауз, без акцентов на что-то неожиданное и, значит, экстремальное.

      Страна, как многим казалось, падала в хаос.

      И не было ничего удивительного, что амбиции, как главные показатели будущих разногласий, заиграли с новой силой.

      Они захватывали все новые и новые позиции.

      От них даже стали страдать те, кто их сроду не имел.

      И поджигало всех единственное – отсутствие капитана на мостике корабля.

      Формально штурвал был в руках Сталина.

      Но рядом находились те, кто заведовал лоцией, держал ключ от кингстонгов и, естественно, руководил матросами.

      И вот эти все, или почти все, призванные сделать плаванье безопасным, делали все возможное, чтобы корабль не миновал коварных отмелей и гиблых скал.

      И Сталин не стал ждать, когда нужно будет играть аварийную тревогу по случаю пробоины или посадки на мель, а объявил «большой сбор», коим явились Пленум ЦК и заседание Центральной контрольной комиссии.

      Разговор был жестокий.

      Нет, все же на полтона надо снизить, – жесткий.

      Хотя первое подходило больше.

      И в результате того, что произошло, совершилось главное – Троцкий был смещен с поста военного наркома.

      Те, кто орали о его незаменимости, тут же заткнулись, когда возникла кандидатура Михаила Васильевича Фрунзе – героя Перекопа и многих других сражений и походов.

      Свою отставку Троцкий принял с мефистофельской усмешкой.

      И именно она более всего и злила Сталина.

      Он мог бы понять того, кто хоть в малых чинах, но прибывал в армии, хотя бы знал, что это такое. Троцкий же всю Гражданскую был опереточным военным начальником. И многие тысячи вдов и детей обязаны ему своим сиротством.

      Сталин понимает, что негоже спрашивать у гостя, зачем он посетил не очень