Обручник. Книга третья. Изгой. Евгений Кулькин

его в путевые обходчики.

      И тот не стал дожидаться очевидного, а сам отправился на эту самую низшую должность.

      – Значит, не по силам ему оказалась дискуссия с вами, – не спросил, а, скорее, констатировал Сталин.

      – Только, – повторил инженер, – ради всего святого не принимайте никаких мер к тому, кто неразумность компенсирует упрямством.

      Сталин, скрепя сердце, но обещал.

      А когда они расставались, инженер сказал:

      – Россией постоянно правят, то миф, то блеф.

      И Сталин ахнул:

      – Неужели вы это говорите где-нибудь еще?

      – Поскольку я перед вами, стало быть, нет. – Потом он лукаво добавил: – Но ведь я имел в виду царскую Россию.

      Инженер ушел, а Сталин подумал о том, что ему еще не приходило на ум. Что вот такие, как этот путеец, способны развить у народа инстинкт достоинства. Как раз то, что не хватает сегодняшним карательным органам, чтобы не чувствовать себя безработными.

      И в этот же самый момент к нему вошел Дзержинский.

      – Вот какие стихи наши воспитанники пишут, – сказал он, протягивая Сталину мятую бумажку.

      На ней – крупно – было начертано:

      Кто уродский.

      Словно Троцкий,

      Призовет идти назад,

      Или что-то в этом роде,

      Мы ему по новой моде

      Язык вырвем через зад.

      – Нашли автора? – спросил Сталин.

      – Да у них там такая круговая порука.

      – А как у вас это оказалось?

      – Да ими увешаны все заборы.

      – Вот это надо предотвратить! – приказал Сталин. – А то все сочтут, что это наша работа. Ведь стихи-то, скажу вам, явно не начинающего.

      И он внезапно уловил в этом поэтический почерк Дмитрия Донского.

      8

      Единственное, что четко уловил Сталин, работая с Лениным, – это что люди в разных пропорциях, но поделены на три категории: на судей, подсудимых и свидетелей.

      И ощущение этого началось у него не теперь, когда он стал медленно, но ощущать свою единственность.

      А заставила его задуматься на эту тему одна царицынская встреча.

      Пленили белого офицера.

      Привели к нему.

      – Ну что, – спросил его Сталин, – отвоевался?

      – А я не воевал, – ответил офицер.

      – Тогда чем же занимался с оружием в руках?

      – Соглядатайством, – ответил обреченный.

      – А пояснить все это доступней можно?

      – Конечно. Мне хотелось увидеть, до какого безумия дойдет человек, предавший Бога.

      У Сталина заходили желваки. Это конечно же в его адрес клин.

      – Ну и в чем вы убедились? – продолжил Сталин беседу в том же тоне.

      – Человечество исчерпало свои возможности. А способностей у него, увы, не было.

      – Невысокого вы мнения о нас, грешных.

      – Наоборот. Вы хотя бы знаете, что хотите. А те, кто вам противостоит, лишены и этого. Все только судить…

      И вот тут-то Сталин вдруг уловил глубинный смысл слов пленника. Он сам чувствовал, что действительно судящих намного больше, чем самих подсудимых.