Сбежавший нотариус. Эжен Шаветт

спросил Либуа, войдя в комнату.

      – Да. Он жил здесь в первый и… в последний раз, – с нескрываемой досадой произнес маркиз, делая ударение на словах «в последний раз».

      – Как ты это сказал! – заметил художник. – Разве наш старый товарищ заставил тебя раскаяться в твоем гостеприимстве?

      Монжёз кислым тоном произнес:

      – Не люблю, когда меня держат за дурака.

      Художник понял, что Легру вновь устроил какую-нибудь мистификацию в отношении своей жертвы. Он уже собрался сменить тему разговора, когда Монжёз, разгорячившийся при воспоминании о Легру, проговорил с глубочайшим презрением:

      – Бывают ведь люди, которые рождаются идиотами и остаются ими на всю жизнь.

      – О да! – ответил Либуа с абсолютной искренностью, которая не польстила бы хозяину, если бы он догадался, что эти слова относятся к нему.

      – Этот Легру, – продолжал маркиз, – родился болваном, им и умрет. Я люблю шутки, как и всякий другой, но только если они не переходят все границы!

      «Легру зашел слишком далеко», – подумал Либуа.

      – Если бы ты знал чудовищную выдумку Легру по поводу бегства Ренодена! Это все равно что сказать кому-нибудь, что он последний из кретинов.

      – Расскажи, пожалуйста.

      Маркиз готов был начать рассказ, как вдруг воскликнул:

      – Это же просто глупо! Я прихожу в бешенство при мысли, что Легру осмелился выдумать такое! И думал, что я поверю! Неужели я похож на легковерного глупца?

      В ту минуту, когда было произнесено имя нотариуса, за жалюзи обрисовалась тень. Очевидно, кто-то хотел подслушать разговор. Между тем маркиз решил сменить тему.

      – Нравится ли тебе комната? – спросил он. – Чтобы не ходить по коридорам, ты можешь выбираться через окно. Оно на высоте одного метра от земли – тебе стоит сделать всего лишь шаг, чтобы очутиться на свежем воздухе. Если тебе вздумается ночью совершить прогулку по парку, это будет весьма удобно. Посмотри сам!

      С этими словами он быстро растворил жалюзи. Сделано это было так неожиданно, что подслушивающий их человек не успел скрыться и предстал перед приятелями. Босой, в панталонах и рубашке, распахнутой на груди, густо поросшей волосами, этот гигант держал по лейке в каждой руке.

      «Здоровенный малый! Не хотел бы я, чтобы он был моим врагом!» – подумал Поль.

      – Ах, это ты, Генёк! – сказал маркиз, узнав садовника.

      – Да, господин. Я пришел полить цветы возле стены, – ответил гигант, приподнимая лейки.

      – Делай свое дело, – произнес маркиз.

      Садовник, вылив воду на герань, удалился медленной, тяжелой поступью, ни разу не обернувшись.

      – Он нас подслушивал, – заметил Либуа, когда садовник отошел настолько, что не мог его слышать.

      – Любопытство, однако, не входит в число его недостатков, – отозвался маркиз.

      – Его выдала тень, которую я заметил за жалюзи в ту минуту, когда ты заговорил о нотариусе.

      Маркиз, улыбаясь, пожал плечами.

      – О, в таком случае я прощаю Генёку. У него есть важные причины