Сбежавший нотариус. Эжен Шаветт

Он был так любезен, что специально приехал в Кланжи нарисовать твой портрет.

      После такого представления маркиз приблизился к жене и промолвил:

      – Теперь, когда я вас познакомил, поцелуй же меня, Лоретта. Мое отсутствие показалось тебе очень долгим, да, моя милая?

      При такой фамильярности во взгляде маркизы вспыхнул гнев. Она сделала вид, что не расслышала о поцелуе, и уклонилась от него. Однако поспешила ответить мягким, дружеским тоном:

      – Разве ты не замечаешь господина Морера, мой друг?

      – Конечно, я вижу нашего дорогого доктора и очень счастлив, что могу пожать ему руку, – отозвался Монжёз. – Надеюсь, вы останетесь с нами обедать, – обратился он к Мореру.

      Подмеченного взора, поцелуя, от которого уклонились, мягкого, но неискренне звучавшего голоса – всего этого было достаточно художнику, чтобы убедиться: маркиза де Монжёз не питала к супругу всепоглощающей любви, которой тот хвастался.

      «Любовница принимает его с объятиями более страстными, чем жена», – подумал он, вспомнив встречу прекрасной незнакомки и маркиза.

      Если Монжёз и ошибся насчет привязанности к нему жены, то он сказал чистую правду, назвав доктора Морера красивым мужчиной. Высокий, хорошо сложенный, изящный брюнет, Морер показался Либуа настолько привлекательным, что у него невольно зародилось подозрение.

      «Не любовник ли это маркизы?» – задавался он вопросом.

      Ему вспомнилось все то, что маркиз говорил об угрюмом характере доктора, о его глубокой печали, о мрачной озабоченности, которая, казалось, не покидала его ни на миг и которую маркиз приписывал угрызениям совести.

      «Действительно, на его лице нет и следа веселости. У него похоронный вид», – решил Либуа.

      Его воображение разыгралось, и при воспоминании о том, что рассказывал маркиз про холодность, с которой доктор принял известие о самоубийстве отца маркиза, Либуа подумал: «Не был ли Морер прямой или косвенной причиной смерти?»

      Пока все эти мысли мелькали в голове художника, Морер ответил на приглашение маркиза.

      – Никак не могу, – нерешительно произнес доктор, избегая взора маркизы, которая, безмолвная, неподвижная, с плотно сжатыми губами, не спускала с него глаз.

      «Неужели она и вправду невзлюбила его?» – подумал наблюдавший за ними художник.

      После минутного молчания Морер прибавил:

      – Я даже попрошу у вас позволения немедленно оставить вас, потому как должен уехать, а приготовления к отъезду еще не окончены.

      – Как вам угодно, – уступил маркиз.

      В эту минуту приблизился слуга.

      – Что нужно? – сухо спросил маркиз, делая несколько шагов навстречу лакею и таким образом отдалившись от доктора и госпожи Монжёз.

      Между тем доктор низко поклонился маркизе, которая также ответила ему поклоном.

      «Решительно, они терпеть друг друга не могут!» – подумал живописец при виде этой холодной вежливости.

      Вдруг он насторожился. Губы маркизы зашевелились. Она тихо произнесла два или три слова. Либуа инстинктивно перевел взгляд на маркиза,