Гарики на все времена. Том 1. Игорь Губерман

кто грешил в раю земном,

      но грех судил в других,

      в аду разжеванным гавном

      плюют в себя самих.

      351

      Боюсь, что в ежедневной суматохе,

      где занят и размерен каждый час,

      величие вершащейся эпохи

      неслышно и невидимо для нас.

      352

      Легко найти, душой не дорожа,

      похожести зверинца и тюрьмы,

      но в нашем зоопарке сторожа

      куда зверообразнее, чем мы.

      353

      Я много лет себе же самому

      пишу, хочу сказать, напоминаю:

      столь занят я собой лишь потому,

      что темы интересней я не знаю.

      354

      Неважно, что хожу я в простачках

      и жизнь моя сумятицей заверчена:

      душа моя давно уже в очках,

      морщиниста, суха и недоверчива.

      355

      Проворны и успешливы во многом,

      постигшие и цены, и размерность,

      евреи торговали даже с Богом,

      продав Ему сомнительную верность.

      356

      Посажен в почву, как морковка,

      я к ней привык уже вполне,

      моей морали перековка

      нужна кому-то, но не мне.

      357

      О счастье жить под общим знаменем

      я только слышал и читал,

      поскольку всем земным слияниям

      весь век любовь предпочитал.

      358

      Здесь мысли о новом потопе

      назойливы, как наваждение:

      в подвале гниющих утопий

      заметней его зарождение.

      359

      Столько бы вина моя ни весила

      на весах у Страшного Суда,

      лучше мне при жизни будет весело,

      нежели неведомо когда.

      360

      Все меньше находок и больше потерь,

      устала фартить моя карта,

      и часто мне кажется странным теперь,

      что столько осталось азарта.

      361

      Вдыхаю день за днем тюремный яд

      и впитываю тлена запах прелый;

      конечно, испытания взрослят,

      но я прекрасно жил и недозрелый.

      362

      Страшнее всего в этой песенке,

      что здесь не засовы пудовые,

      а нас охраняют ровесники,

      на все по приказу готовые.

      363

      Что нас ведет предназначение,

      я понял в келье уголовной:

      душе явилось облегчение

      и чувство жизни полнокровной.

      364

      Остаться неизменным я пытаюсь,

      я прежнего себя в себе храню,

      но реже за огонь теперь хватаюсь,

      и сдержанней влечение к огню.

      365

      Прекрасный сказочный мотив

      звучит вокруг на каждой лире,

      и по душе нам этот миф,

      что мир возможен в этом мире.

      366

      В России преследуют всякую речь,

      которая трогает раны,

      но память, которую стали стеречь,

      гниет под повязкой охраны.

      367

      В тюрьме весной почти не спится,

      одно и то же на уме —

      что унеслась моя синица,

      а мой журавль еще в тюрьме.

      368

      Я