Жизнь и приключения Заморыша. Иван Василенко

с Витей. От кислоты она истлела и распалась на клочья. Отец сказал Никите:

      – Отнеси эту гадость на базар, брось там в мусорный ящик.

      Я стоял на дворе, когда Никита собирал клочья. Вдруг он пугливо глянул на меня и сиплым голосом сказал:

      – Иди отсюда!.. Иди скорей, а то заразишься…

      Я ушел.

      И больше мы Никиту не видели. Он унес истлевшую шубу и не вернулся. Даже паспорт и валенки оставил.

      Отец заявил в полицию. Там спросили:

      – Ничего не украл?

      – Ничего, – ответил отец. – Это-то и странно. С чего ему убегать?!

      Полиция искать Никиту не стала, только паспорт и валенки забрала.

      Отец помрачнел и стал часто задумываться. Маша во сне вскрикивала, а проснувшись, крестилась и говорила, что за нею гнался Хрюков. Мерещился мертвец и нам с Витей. А тут еще откуда-то поползли слухи, что Никиту унесла нечистая сила, с которой Хрюков был в дружбе, будто злой дух мстил Никите за то, что он бросил в мусорный ящик шубу мертвеца.

      Однажды мы с Витей, взявшись за дужку, понесли во двор цибарку с угольной золой. Только хотели высыпать золу на кучу, как Витя крикнул:

      – Ой, что это?!

      В куче блестел желтый кружочек. Витя схватил его и стал рассматривать.

      – Золотая, – сказал он. – Старинная.

      Мы побежали к отцу. Узнав, где мы нашли монету, отец побледнел и перекрестился, а потом и монету стал крестить. Крестил и в страхе шептал:

      – Наваждение… Приманка… Приманка нечистой силы…

      Он задумался. И вдруг радостно засмеялся.

      – Ах вот в чем дело! Теперь понятно!

      И побежал во двор.

      Там он принялся разгребать золу пальцами. Блеснула еще одна монета, другая, третья…

      – Все, – сказал отец, когда выгреб штук пятнадцать таких монет. – Глубже уже не может быть.

      Он собрал всех нас в комнате, запер дверь и шепотом сказал:

      – Никакой нечистой силы. Просто полоумный Хрюков носил в шубе зашитые монеты. От кислоты шуба распалась, и монеты высыпались. Никита их собрал и дал деру. Впопыхах даже все не захватил. Ну, поживился парень! Теперь будет первым кулаком в деревне.

      Зойка

      Витя, надев длинные брюки, заважничал. Конечно, важничать стал и я. Но вот досада: босяки, которые видели меня всегда в коротеньких штанишках, совершенно не замечали, какая в моей одежде произошла перемена. Я вертелся перед ними, без нужды лазил в карманы, выставлял одну ногу вперед, напоказ, но они хоть бы что! Мама только раз полюбовалась мною в новых брюках – и тем дело кончилось. И вдруг мои брюки заметили.

      Отец послал меня с запиской к столяру, чтоб тот пришел в чайную и перебрал худые табуретки. Столяр жил на Перевозной улице. Отец подробно рассказал, как найти дом столяра, и я пошел. Шел я, правда, не без робости: до этого мне редко приходилось ходить по городу одному. Но я все время себя подбадривал. Вот дошел я до шумного Ярмарочного переулка; вот по переулку дошел до Петропавловской улицы, самой главной в городе; вот поравнялся, как и рассказывал отец, с двухэтажным домом, у дверей которого, под