Жизнь и приключения Заморыша. Иван Василенко

сзади. Оглянулся, а это Витька.

      – Девочка, – сказал он, – ты не обижайся: он у нас немножко дурачок, потому что заморыш.

      – Я и сама догадалась, – сейчас же ответила ему девочка. – Он у меня все спрашивает и спрашивает и не дает мне слова сказать.

      От такой несправедливости я вспыхнул и убежал в «тот» зал. А Витька остался с девочкой.

      В «том» зале за длинным столом сидела мадам Прохорова и читала вслух толстую книгу. Босяки смотрели на патронессу осоловелыми глазами. Вдруг мадам Прохорова сняла руку с книги и почесала себе колено. Потом она почесала бок, потом спину, а потом вскочила и сказала:

      – Кажется, я здесь паразитов набралась. Нет уж, читайте сами. – И быстро ушла, стуча каблучками.

      Даже в «том» зале было слышно, как она говорила отцу:

      – Это ужасно! Кусаются, как собаки! Посыпайте, Степан Сидорович, ваших посетителей антипаразитином. Купите пуд и сыпьте каждому за воротник по горсти.

      Босяки при ней курить стеснялись, а теперь ожили и принялись вырывать из «Жоржетты» листки и крутить цигарки.

      Когда я вернулся в «этот» зал, ни мадам Прохоровой, ни ее хорошенькой девочки там уже не было. Витька что-то жевал. Увидев меня, он полез в карман, развернул серебряную бумажку и отломил от коричневой плиточки маленький кусочек.

      – На, – сказал он.

      – Что это? – спросил я.

      – Шоколад. Это меня Дэзи угостила.

      – Ну и ешь сам! – крикнул я и убежал на кухню.

      «Каштанка»

      Целый день я ходил понурый. Мне казалось, что все меня презирают, что я и на самом деле уродец и самый несчастный на свете человек.

      Петр заметил, что со мной творится неладное, и спросил:

      – Чего, Митя, закручинился? Или обидел кто?

      – Так, – ответил я, пряча глаза. – Просто так.

      – Просто, брат, ничего не бывает.

      – Лучше б я умер маленьким! – вырвалось у меня.

      Он не стал больше меня расспрашивать, но на другой день опять подошел и сказал:

      – Тут один лотошник книжку оставил с картинками. Вот подожди, закроем чайную и почитаем. Говорит, интересная.

      Чайную закрыли. Петр принялся мести полы и мыть клеенки на столах. Чтоб скорей сесть за книжку, я усердно ему помогал. Отец не любил, когда газ напрасно горит. Петр потушил в «том» зале рожок и зажег маленькую керосиновую лампочку. Света ее хватало, только чтобы осветить книгу, но от этого сидеть за столом в темном зале было особенно уютно. Книга пахла краской, как и та материя, из которой путешественник сшил мне брюки. На картонном переплете был нарисован уличный газовый фонарь, вокруг фонаря мелькали снежинки. У подъезда дома стоял бритый мужчина в шляпе-цилиндре, в шубе нараспашку. Он смотрел вниз, а внизу, у его ног, жалась собака, похожая на лисицу. Ее спина и даже ресницы были залеплены снегом.

      – Начнем, – сказал Петр. – Глава первая. «Дурное поведение».

      И он стал читать о собаке Каштанке, которая обрадовалась, что хозяин, столяр Лука Александрыч, взял ее с собой гулять, и от радости гонялась за собаками, бросалась на вагоны