Фатум. Том четвёртый. На крыльях смерти. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

Мать Идущей Берегом, старуха из рода Желтой Выдры, приходя в барабору отца что-нибудь клянчить, любила расхваливать дочь: «Кто из женщин Берега сравнится с моей дочерью?! – каркала она во всё горло, чтоб слышал поселок.– Она может унести на одном плече убитую косулю, идти за мужем, не зная усталости, от утренней зари до захода солнца, переплывать реки, без стона переносить голод и жажду. Кто умеет, как моя дочь, выделывать звериные шкуры? Она подарит мужу могучих сыновей, которым не будет равных!» Бабка была нудной, как оса, и прилипчивой, что пиявка. Поэтому Две Луны всегда старался побыстрей отвязаться от старухи какой-нибудь мелочью или просто прогонял ее, если был пьян или не в духе.

      Да, теплое, сладкое было время, как молоко матери. Чокто помнил и тот крепкий смех отца, и журчащий голос Ун-па-сичей, и то тягучее, спокойное тепло их дома, которое было не просто теплом очага. Он отчетливо держал в памяти, как отец, хороший охотник и воин, подбрасывал его вверх к небу и говорил, что надо развивать в руках силу, равную силе медведя-гризли, а ноги сделать неутомимыми и быстрыми, как у оленя. В те далекие дни он, зарывшись в шкуры, с замиранием сердца слушал истории стариков о славных походах, совершенных его народом на далекий Юг и суровый воинственный Север вдоль Хребта Мира50. «В те времена,– сказывали они,– мало у кого из Людей Берега были ружья, потому как мы почти не торговали с белыми, а индейцы племен, кому удавалось заполучить «палки-грома», не желали расстаться с ними. В племени было мало даже железных наконечников для стрел, и поэтому в бою наиболее храбрые шехалисы нарочно показывались перед самым носом врага – чтобы в них вон-зились его стрелы, а потом их железные наконечники мы забирали себе… Многие, конечно, умирали,– шептали старики.– Но это были великие воины. Тело их было сплошь покрыто шрамами…»

      Широкий рот сына Касатки тронула согревающая улыбка: в ушах звучал мягкий голос Ун-па-сичей. Мать пела ему тихие песни даже тогда, когда давно миновал возраст засыпать под колыбельную, и вечерами, искалывая в кровь пальцы, старательно расшивала бисером много красивых мокасин и замшевых рубах; аккуратно нарезала ножом длинную бахрому, что должна была защитить сына от проникновения злых духов во швы его одежды. Всё это жило в памяти Чокто и ласкало душу, как теплая береговая волна. Воспоминания скользили одно за другим, а он продолжал лежать на шкурах, раскинув мускулистые руки, смотрел на законченный потолок, а мысли всё шли и шли…

      – Сынок, тебе пора жениться,– Две Луны не спеша выбил трубку и начал прочищать глиняный мундштук от скопившейся в нем смолы.

      Чокто нахмурился. Этот разговор за последний год отец заводил не впервые.

      – Почему ты не хочешь взять в жены ни одну из девушек нашего племени? Разве они рябы лицом или горбаты?

      Чокто молчал и слышал, как старик недовольно засопел, отложив трубку, и принялся чесаться – его донимали вши.

      – Я же говорил тебе,– Чокто, скрестив ноги, поудобней уселся у очага.– Не пытайся заглянуть в мое сердце, отец. Нет женщины в нашем племени,

50

      Хребет Мира – имеется в виду горный массив Кордильер.