Фатум. Том четвёртый. На крыльях смерти. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

озера, что лежало на их пути, отряд добрался глубокой ночью. Но в этот раз в голосах казаков не слышалось радостных нот. Глядя на небо, они не узрели ни единой звезды, и это слепое, как черный саван, небо испугало души. Никто не сумел припомнить такой безглазой и глухой ночи. Ни звезд, ни луны, ни ветра. Воздух был непо-движен, как стоячая вода безымянного озера, а они ощущали себя песком на его дне.

      * * *

      Лежа у костра, Дьяков долго слепил глаза, глядя в струящиеся языки пламени. Он попытался вспомнить лицо сына, но черты его как будто истаяли, стерлись временем, заштрихованные огнем. «Господи, да я уж и забыл, каков он обличием…».

      Потом на смену пришел Кусков со своей Катериной, мелькнул и исчез безногий Кагиров, ломкие губы Федора Колотыгина с неясным тревожным шепотом, и снова сын, только теперь уж как будто лежащий в гробу…

      Но, протянув к нему напряженные руки, сотник вдруг в ужасе откинулся назад. Не было в гробу сына. Не было Даниила, а вместо него там лежал седовласый старик и вокруг его сомкнутого рта курился неслышный зарождающийся смех.

      – Ты признал меня, сотник? – хищные костлявые персты уцепились за край гроба, побелев от дикого напряжения.

      Дьяков едва не задохнулся, а старик, натянув жилы на шее, приподнял голову и тайком покосился на него.

      – Прочь! Прочь! Крест на мне!– захрипел Мстислав.

      И снова увидел труп сына, но как будто с отнятой головой… И вновь скалящийся старик, только теперь знакомый до жути и с тем же вопросом:

      – Так ты узнал меня?!

      И Дьяков, немея плотью, вдруг признал в сем двоящемся кошмаре старого губернатора Монтерея. Костлявые руки его напряглись, скрюченные пальцы побежали, как пауки, к горлу сотника.

      И тогда он бросился прочь, теряя своих казаков, что гибли под пламенеющими копытами гигантского всадника… И вспыхнула зловещим гранатом слепая ночь, а лицо старика лопнуло до самых ушей в сатанинском хохоте, заглушая набат русских колоколов.

      Все небеса вдруг охватились огнем. И в них клубились и метались космы разорванных туч вперемежку с криками гибнущих под испанским мечом.

      «Это ФАТУМ! ФАТУМ!!!» – слышался из дымного хаоса громоподобный хохот старика, и подымался огненный меч, и рассекал небо, и вспарывал земную твердь…

      – Ваше благородие, светает! – Худяков тряс за плечо жалобно стонущего во сне Дьякова.

      Часть 2 Белая птица

      Глава 1

      Было мне сказано, ведано было:

      – Ты должен его от недуга избавить.

      И пусть помогут ему черные духи земли,

      И ты, Мать Касатка!

      Было мне сказано, ведано было:

      – Барабору35 ты должен богатой сделать,

      И пусть помогут ему синие духи воды,

      И ты, Мать Касатка!

      Было мне сказано, ведано было:

      – Барабору ты из кедра зеленого сделай.

      И пусть помогут ему белые духи неба,

      И ты, Мать Касатка!

      Было мне сказано, ведано было:

      – В бараборе этой взрастишь ты воинов-сыновей.

      И

35

      Барабора – деревянные жилища береговых тлинкитов, квакиютли, шехалисов; делались рабами по типу «длинных домов» ирокезов.