Мифриловый крест. Вадим Проскурин

мне скажет, – начал Усман, – зачем вы нас искали? Подпоручик Емельянов неуверенно открыл рот и начал говорить – вначале сбивчиво, а потом все более четко:

      – Купцы донесли о двух разбойниках в броне и с пищалями, ехавших на подводах Тимофея Михайлова.

      – Почему разбойниках? – удивился Усман.

      – Потому что на вас не стрелецкая форма. Огнестрельное оружие носят баре, стрельцы и разбойники.

      – Может, мы баре? Емельянов вежливо улыбнулся.

      – Ладно, вы приняли нас за разбойников. Что с нами случилось бы, если бы мы сдались?

      – Как что? Свезли бы в судейский приказ на правеж, а остальное не наше дело.

      – Что за правеж? Дыба, что ли?

      – Может, и дыба, – согласился подпоручик. – Только разбойники обычно все сами выкладывают.

      – А если мы не разбойники?

      – А кто же тогда?

      Усман вопросительно взглянул на меня, и я кивнул.

      – Мы явились сюда из другого мира, – начал я, и трое стрельцов немедленно перекрестились. – В том мире от Рождества Христова прошло 2002 года, там есть автомобили и самолеты и нет стрельцов и помещиков. В нашем мире грамоте обучены все, и каждый может читать Библию, сколько ему заблагорассудится. И еще у нас нет обычая подкладывать молоденьких девчонок священникам и разбойникам. С нами случилось что-то непонятное, и мы оказались здесь. Долго брели через лес, а потом вышли на дорогу и встретили Тимофея Михайлова с сыном и внуком. Вместе с ними приехали в Михайловку и провели там ночь. Сегодня поехали вам навстречу, чтобы встретить тех, кто может объяснить, что здесь происходит. Почему, кстати, глаза у распятия загорелись желтым пламенем?

      – Божье слово, – ответил Емельянов. Очевидно, он считал, что сказал достаточно, но я по-прежнему не понимал главного.

      – Что еще за божье слово? – спросил я. – Если начать молитву, у распятия загораются глаза? У любого распятия, или нужно особое?

      – У любого распятия. Только слово должен говорить священник.

      – Понятно. То есть непонятно. Зачем вообще нужно это божье слово?

      Теперь перекрестились все стрельцы, а некоторые перекрестились дважды.

      Емельянов глубоко вдохнул и начал вещать:

      – Слово дано истинно верующим от Бога как священный дар процветания и благоговения. Нет границ для слова и нет того, что слово не превозмогает, ибо сказано, что вначале было слово, и слово было у Бога, и слово есть Бог.

      – Если я захочу погасить солнце и скажу правильное слово, солнце погаснет? – спросил я. Новая волна крестных знамений.

      – Сказано в Писании, – продолжал Емельянов, – что ежели у кого вера с гору, то слово такого человека сдвинет гору, а ежели вера с горчичное зерно, то такому и зерна не сдвинуть.

      Я, кажется, начал кое-что понимать.

      – Что может вера обычного человека? – спросил я. – Например, того монаха. Он мог меня убить?

      – Он должен был тебя убить, слово действует мгновенно, и от него нет защиты. Почему ты еще жив?

      – Он