РаЗтройство. Даниил Мунин

под углом в 69 градусов и вижу множество стеклянных ступенек. Яркий искусственный свет. Затем я оказываюсь в комнате, скорее всего это просторная гостиная. Я сажусь на кресло. Оно красное, местами вельветовое. Я кладу руки на подлокотники кресла. Спокойная поза человека 35 – 40 лет. Передо мной экран, в котором что-то показывают. Он мигает, и на душе спокойно. В следующую секунду гаснет свет. Комната наполнена мраком, тьмой. Будто, где-то кто-то дёрнул рубильник. Лишь экран тускло, словно по инерции, горит серым светом. Всё тело напрягается, видны только подсвеченные красные подлокотники кресла. Стало страшно, но крик не выходит из горла. Надо мной, ведь я всем нутром понимаю, что этот человек – это я, нависают чьи-то руки, сжимающие нож. Уже нет и тусклого света экрана, лишь блеск лезвия. Мне наносят резкий колющий удар, наверное, в солнечное сплетение. Изо рта вырывается дикий крик, и я просыпаюсь. Во сне меня определённо убили.

      Так и продолжаю кричать. Рядом мама. Она успокаивает меня, говорит, чтобы я спал. Прижимает меня к себе, я успокаиваюсь и вновь впадаю в сон.

      На сей раз я оказываюсь в театре, где всё яркое и пестрит красками. Белые занавеси закрывают сцену. Стены выкрашены в светлые тона голубого. В зале собралась разодетая публика со своими детьми. Вот какая-то девочка-куколка в ярком платьице, вот мальчишка в зелёном камзоле. На сцену выходят весёлые размалёванные клоуны. Настроение на подъёме. Я улыбаюсь, мне весело. Вдруг клоуны достают из-за пазухи гранаты и автоматы и начинают расстреливать собравшихся в зале зрителей. Суматоха, хаос, все кричат, а со сцены звучат надрывный смех и страстные вопли. Я тоже в зале, и я начинаю плакать и кричать.

      Я вновь просыпаюсь, и по щекам у меня текут слёзы. Я описался, наверное, именно с этого момента я начал писаться по ночам в кровать. Я закрываю глаза и представляю картинку из детской Библии в синем переплёте, на которой изображён младенец Иисус, окружённый разными добрыми животными. Он шествует вперёд по тропе, с ласковой улыбкой на лице и с пальмовой веточкой в руке. На душе становится спокойно и ясно. Я вновь проваливаюсь в сон, и наступает тьма. Квадрат Малевича без рамки и без деталей.

      Глава 3. Принятие Вертлюры в конфиденты

      С разговора Вербы и Н. о Чёрном Человеке прошло уже два года. За это время в жизни Вербы не произошло значительных изменений. Он становился всё более мнительным и теперь чаще оглядывал всё вокруг себя с опаской во взгляде. Его страхи и тревоги рождались изнутри, но он настойчиво продолжал во всём винить окружающее. Приходя в квартиру, он запирался на все замки, а ключ оставлял в замочной скважине так, чтобы никто извне не мог сразу проникнуть к нему. Но когда он оказывался в квартире, его одолевало желание поскорее покинуть её. В квартире табачный дым воровал воздух, но открывать окно Верба решался лишь изредка, каждый раз поглядывая на окно, чтобы там никто вдруг не появился. Хотя Верба и жил на 10 этаже, но его воспалённое сознание рисовало ему бесконечный поток картинок, дающих основание полагать, что в квартиру на 10 этаже можно запросто попасть и с