.

сейчас! Канис! Ну «пёс» по-латински. Канис – он переспал с моей знакомой.

      – То есть, прям так и переспал? – тупо спросил Вертлюра, уже совсем потерявшись от неожиданности.

      – Ну да, да! Слушай, короче! Я проснулся часов в девять от разговора двух моих друзей, один из которых настаивал на том, что канис спит с моей знакомой. Я навострил уши и узнал, что ночью они ушли вдвоём в родительскую комнату, откуда он один раз выходил зачем-то, скабрезно подмигнул своему приятелю, мол, у него всё схвачено, и вновь исчез за дверью. Я не поверил и вмешался в разговор, настаивая на том, что моя знакомая не могла так вот в первую же ночь с кем-то, тем более с канисом, переспать. Но скоро пришёл сам канис и рассказал, что действительно спал с ней, дополнил некоторыми подробностями грубого толка, и затем завершил тем, что назвал это худшей ночью, а её бревном.

      Вертлюра хотел было что-то спросить, но в итоге решил не перебивать Вербу до конца его рассказа, потому что иначе этот рассказ мог вообще никогда не закончиться. Также он видел, что его приятель как будто в лихорадке, поэтому любое не так сказанное слово могло сыграть с Вертлюрой злую шутку. Он уже успел немного пожалеть, что пришёл в такое время.

      – Мне было обидно и неприятно и за него, и за неё. – продолжал Верба, – Поверить я всё не мог, но и не верить было сложно. Алкоголь разжижал к тому же мозг до тупости. Я лежал сначала молча с закрытыми глазами, а затем, не открывая глаз, начал нести всякую чушь, похабную и прескверную. Ребята смеялись, и я для чего-то всё более опошлял, так что под конец из меня лились одни лишь перлы. Веселье не прекращалось, хоть некоторые из парней и поутихли, потому что было просто на просто неловко от всей этой ситуации. Я всё так же с закрытыми глазами уже минут сорок, а может и час, неустанно нёс какую-то чушь, и она, как ни странно, имела свой успех. Через час – полтора к нам вышла из другой комнаты и моя знакомая. Все были в сборе, все ещё пьяные, и не знаю как они, а я ещё и с головной болью и с сильным сушняком в горле. Вставать я не хотел ни в коем случае, потому что за три часа сна на полу весь насквозь продрог, и поэтому лежал, плотно укутавшись в одеяло, между двумя парнями. Всех разрывал ещё тот факт, что я уже как второй час говорю с закрытыми глазами. Ребята спрашивали, не болят ли глаза или в чём прикол, но всем было смешно, и заботой обо мне это никак нельзя было назвать.

      Верба на секунду прервался, посмотрел на остывающий чай, но не притронувшись к нему, вновь начал говорить без умолку.

      – Мне, например, говорили: «Верба, а скажи что-нибудь про С.», и я с злорадством отвечал: «С. у нас – конченный прохвост, каблук, который делает капиталовложения в свою тёлку, чтоб она ему дала, а она не только такому глупому не даст, так ещё и других отговаривать начнёт!» С. при этом сидел молча, или сам отпускал какие-нибудь шутки в мой адрес, но не столь обидные. С. вообще человек с душой широкой, и, по-моему, самый благородный и чуткий из всей нашей компании друзей, за что всегда и безответно высмеивается всеми, кому не лень. Такой стёб для нас – норма, никто и не