Дарья Рябинина о людях Сибири. Глафира Петровна Копылова

завел коня во двор, поставил в стайку.

      – Люди, – снова обратился Иван, и рассказал все с самого начала, кто этот человек, и все оглянулись снова на лежавшего Тараса.

      – Стойте, да ведь он живой! Живой, – обрадовалась жена

      Сергея, – ой, батюшки, живой!

      Тарас чуть заметно зашевелился, все затихли. Тихо-тихо стало

      крутом. Долго стояла над ним небольшая группа людей, в основном родные и близкие Сергея.

      Тарас пришел в себя. Его осторожно перенесли в сенки на постель Ивана. Тарас поднял голову:

      – Мать, где я?, – слабо произнес и снова уронил голову.

      Жена Сергея завыла громче прежнего:

      – Ой, батюшки, прощается, прощается? – и ушла в дом.

      – Тю, дура, – крикнул хозяин и крепче прихлопнул за ней двери.

      Часов в двенадцать дня Тараса увезли в город, и года два о нем

      в деревне не было слышно. Коня вернули хозяину – Митрохе.

      Кражи прекратились, разбой тоже. Молодой разбойник исчез из

      деревни и долго не появлялся. Люди думали: «Исчез парень бедный, позору не перенес! Бедный Тарас!».

      Ожили понемногу люди, успокоились. Однажды был тихий летний день, вернее, еще утро. Звонили на церквушке колокола, созывая народ к заутрене – утренней молитве. Был старинный весенний

      праздник, как называли его в деревне: Троица. Отовсюду подъезжали люди, шли парами, семьями, компанией и по одному. Безногий

      Рябинин не ходил в церковь, он вообще не стал подчиняться ей.

      Мать рано убралась и торопилась к заутрене, взяла с собой

      принаряженную дочку – Дашутку. По дороге торопила: – Скорей,

      не то не пролезем!

      Протолкавшись вперед, она поставила перед собой своё сокровище и, сияющая, довольная, стала усердно молиться, кланяясь в пояс.

      – Молись, Дашенька, молись, ласточка!

      Дашенька-ласточка, оглядываясь по сторонам, крестилась, подолгу засматриваясь на иконы, сверкающие золотым отблеском окладов,то на батюшку в праздничных одеждах. Всюду и везде горели свечи. Было душно, пахло ладаном. Все стояли, тесно прижавшись друг к другу, изредка только кланяясь. Шел молебен, все

      молились. Молилась и Дашутка. Шел ей десятый год. Она заметно

      подросла, стала хорошенькой девчушкой – глаз не оторвать. Были

      на ней новые черные ботиночки, длинная юбка из красивого голубого шелка и такая же кофточка с отливом, большой шелковый

      бело-розовый платок букетами, с длинными кистями чуть приспущен с головы. Головка гладко причесана, с длинной черной косой.

      Глаза темно-карие.

      – Красивая дочь будет у Арины, – шептались люди, с завистью

      посматривая на красивую девочку.

      Мать, не смотря по сторонам, слышала все, хотя и усердно молилась. Сердце её почему-то тревожно билось. Наверное, ладаном

      сильно пахнет, угорела, – подумала она, не придавая этому большого внимания, продолжала шептать про себя, повторяя слова за

      священником и дьячком, молитву. Дашутка перестала креститься,

      часто посматривая в сторону.

      – Чего она