Дарья Рябинина о людях Сибири. Глафира Петровна Копылова

на коне далеко в тайгу, стрелял, надеясь, может – на выстрел выйдет, кричал, часами сидел у дерева, пряча слезы.

      Мать поседела от горя, ссутулилась. Иван все курил и думал

      невеселую думу, думал и ждал: вот откуда-то что-то скажут. Долго мучились и ждали они,но так и не нашлась девочка.

      Прошло два года. Шла как-то мать, жена Ивана, у самого амбара Тараса, и что-то вдруг показалось ей, что где-то далеко глухо стонет или завывает. Она остановилась и прислушалась:

      – Стонет, стонет, ой, матушки, мне, видно, кажется, ведь нет

      моей Танюши. Знать, помянуть надо, земле предать, чего уж больше ждать, сердешную!

      Стоны как будто прекратились. Стоит и думает мать о девочке. И вдруг страшно стало: «Что же, господи, стою-то я, что стою

      здесь? – но ноги не несут домой, идти нет сил. – Вот теперь

      не стонет, кажется это мне, наверное, я с ума сходу.

      Хотела двинуться, но что-то словно её держит. Оглянулась кругом – никого, закружилась голова, навалилась на стенку спиной,

      задумалась, все прошло опять перед глазами. Кто-то сбоку к

      ней подошел, погладил руку, – она сразу и не взглянула, но через мгновение оглянулась – кругом никого, посмотрела кругом – никого.

      По спине поползли мурашки, внутри все похолодело. Хотела идти

      – ноги стали деревянными – не идут, хочется выть от боли.

      – Таня, милая дочь моя, горе ты моё, – слезы полились по измученному лицу, она сделала два-три шага, как кольнуло в самое

      сердце: повторились стоны, сильные, зовущие, задевавшие за самое сердце!

      Она ринулась к земле, стала на колени, припала ухом к земле

      – стонет, даже плачет! Стоны идут из земли! Рывком вскочила, кинулась к воротам – нет, туда не войдешь, кругом бегают собаки, –

      и она снова вернулась на то же место к сараю, – Это она, доченька,

      я знаю! – она затряслась в ознобе и кинулась домой, к мужу, к людям. День был ясный, шел покос, люди косили сено,– но многие уже приехали с поля.Тараса со всей семьёй дома не было целый день.

      Мать бежала, кричала изо всей силы. На её крик из домов выскакивали люди, как-то сразу набежало много народа. Рыли тут

      взрослые и дети – в большой праздник столько не набиралось.

      Иван выбежал навстречу жене, раскинув в стороны руки, испугался, что она, бедная, наконец, с ума сошла, не выдержала муки.

      Она пролетела мимо, вернулась, волосы растрепались, глаза как

      у безумной смотрели дико, не понимая, что с ней, за ней люди,

      много людей, недоумевающих, но понявших, что случилось чтото страшное.

      – Иван, Иван, скорей, там она, – кричит, – она там, там – скорей!

      Иван с силой прижал её к себе – она вся дрожит.

      – Скорей, скорей, что же ты стоишь? Да пойми же ты, пойми –

      у Тараса в земле она, кричит, зовет! Ваня, да что же ты стоишь?

      Иван, не добившись ничего связного, все же схватил вилы, которыми выбрасывал навоз из стайки, и бегом за женой, за ними

      все люди. Все кричали, вооружались кто – чем: дубинками, палками, кто-то притащил топор.

      Ввалились