Дело Артамоновых. Максим Горький

упрёки Барской, тонкий смешок Житейкина.

      «Не свадьба, а – суд», – думает он и слышит:

      – Глядите, как он, бес, смотрит на Ульяну-то, ой-ой!

      – Быть ещё свадьбе, только – без попов…

      Эти слова на минуту влипают в уши ему, но он тотчас забывает их, когда колено или локоть Натальи, коснувшись его, вызовет во всём его теле тревожное томленье. Он старается не смотреть на неё, держит голову неподвижно, а с глазами сладить не может, они упрямо косятся в её сторону.

      – Скоро ли конец этому? – шепчет он, Наталья так же отвечает:

      – Не знаю.

      – Стыдно…

      – Да, – слышит он и рад, что молодая чувствует одинаково с ним.

      Алексей – с девицами, они пируют в саду; Никита сидит рядом с длинным попом, у попа мокрая борода и жёлтые, медные глаза на рябом лице. Со двора и с улицы в открытые окна смотрят горожане, десятки голов шевелятся в синем воздухе, поминутно сменяясь одна другою; открытые рты шепчут, шипят, кричат; окна кажутся мешками, из которых эти шумные головы сейчас покатятся в комнату, как арбузы. Никита особенно отметил лицо землекопа Тихона Вялова, скуластое, в рыжеватой густой шерсти и в красных пятнах. Бесцветные на первый взгляд глаза странно мерцали, подмигивая, но мигали зрачки, а ресницы – неподвижны. И неподвижны тонкие, упрямо сжатые губы небольшого рта, чуть прикрытого курчавыми усами. А уши нехорошо прижаты к черепу. Этот человек, навалясь грудью на подоконник, не шумел, не ругался, когда люди пытались оттолкнуть его, он молча оттирал их лёгкими движениями плеч и локтей. Плечи у него были круто круглые, шея пряталась в них, голова росла как бы прямо из груди, он казался тоже горбатым, и в лице его Никита нашёл нечто располагающее, доброе.

      Кривой парень неожиданно и гулко ударил в бубен, крепко провёл пальцем по коже его, бубен заныл, загудел, кто-то, свистнув, растянул на колене двухрядную гармонику, и тотчас посреди комнаты завертелся, затопал кругленький, кудрявый дружка невесты, Степаша Барский, вскрикивая в такт музыке:

      Эй, девицы-супротивницы,

      Хороводницы, затейницы!

      У меня ли густо денежки звенят,

      Выходите, что ли, супроти меня!

      Отец его выпрямился во весь свой огромный рост и загремел:

      – Стёпка! Не выдай город, покажи курятам!

      Вскочил Илья Артамонов, дёрнув встрёпанной, как помело, головою, лицо его налилось кровью, нос был красен, как уголь, он закричал в лицо Барскому:

      – Мы тебе не курята, а – куряне! И – ещё кто кого перепляшет! Олёша!

      Весь сияющий, точно лаком покрытый, Алексей, улыбаясь, присмотрелся к дрёмовскому плясуну и пошёл, вдруг побледнев, неуловимо быстро, взвизгивая по-девичьи.

      – Присловья не знает! – крикнули дрёмовцы, и тотчас раздался отчаянный рёв Артамонова:

      – Олёшка – убью!

      Не останавливаясь, чётко отбивая дробь, Алексей вложил два пальца в рот, оглушительно свистнул и звонко выговорил:

      У барина, у Мокея,

      Было пятеро лакеев,

      Ныне барин Мокей

      Сам таков же лакей!

      – Нате! –