Взбаламученное море. Алексей Писемский

перед губернаторшей, сама вышла к посланному.

      – Скажи Виктору Петровичу, что мне писать к нему некогда и нечего: у меня гости… губернаторша… пускай бы сам приезжал.

      Виктор через пять же минут явился, прифранченный, в шпаге и каске. У матери он поцеловал руку с нежностью, с сестрой поцеловался с улыбкой и поцеловал также руку у Петра Григорьевича, который от удивления не знал куда и глядеть: как сын тут попал, откуда, и почему его пустили, ничего он этого не понимал.

      Губернаторше Виктор раскланялся модно.

      Надежда Павловна поспешила его отрекомендовать.

      – Старший сын мой!

      – Вот уже какой! – произнесла Марья Николаевна, осматривая молодого человека: – как приятно для матери дождаться детей в таком возрасте! Вот вы теперь офицер: сколько, я думаю, удовольствия и радости доставляете вашим родителям.

      – Да, разумеется! – отвечал совершенно бесстыдно Виктор.

      «Много от него удовольствия и радости!» – подумала Надежда Павловна.

      – Вот у меня так еще мал… мне долго не дождаться. А может быть, и совсем не дождусь, – произнесла, почти со слезами на глазах, Марья Николаевна.

      «Немного, кажется, и ты-то от своего постреленка радости получишь!» – подумала Надежда Павловна, а потом, обратясь к сыну, она спросила:

      – Хорошо погостил у тетеньки?

      – Да-с, она теперь на богомолье уехала.

      – Что такое? Прежде она в такую распутицу никогда не ездила.

      – Не знаю-с!.. А мне на станции рассказывали, что Соня помолвлена, – прибавил Виктор скромно.

      – Да, за богача и за генерала… за прекрасного человека, – ответила Надежда Павловна.

      – Бесподобный человек! бесподобный! – подтвердила Марья Николаевна.

      – Ну, так вот, значит, поздравляю! – проговорил Виктор, нежно смотря на сестру.

      Коля между тем, заметив у нового гостя саблю, перебрался к нему.

      – Что это у тебя, сабля? – спросил он его дерзко.

      – Сабля, душенька! – отвечал Виктор.

      – Дай мне!

      Виктор вынул.

      – Не беспокойтесь: она не отпущена, – успокоил он Марью Николаевну.

      – Это каска? – спрашивал Коля.

      – Каска!

      – Дай мне ее.

      Виктор сейчас же ловко подвернул в каску платок и надел ее на голову Коле. Мальчик, с обнаженной саблей, стал ходить и маршировать по комнате.

      – Ах, да он отлично марширует!.. Прекрасно! прекрасно!.. раз, два!.. раз, два!.. – командовал Виктор. – Чудесно! – прибавил он, обращаясь к Марье Николаевне, которая была в упоении.

      Петр Григорьевич, думая, что сын в самом деле искренно хвалит Колю, тоже повторял: – «Отлично! бесподобно!».

      – Удивительный ребенок! – восклицал Виктор.

      Марья Николаевна наконец начала собираться домой, но Коля никак не хотел оставить ни каски ни сабли.

      – Полно, душечка, как это возможно! – заикнулась было мать.

      – Нет, нет, мамаша!.. – закричал он, задрыгав руками и ногами.

      – Боже мой! оставьте у него, – говорил