Взбаламученное море. Алексей Писемский

Назарович подвел к ней Соню.

      – О, недурна! Черна только! – произнесла помешанная.

      Соня была бела как мрамор, но Валентина совершенною красавицей считала только самое себя, и потом, когда начали приезжать губернатор, вице-губернатор, предводитель – мужчины все видные, она то на того, то на другого стала кидать нежные взоры, раскланивалась, расшаркивалась перед ними, так что ходившая за ней горничная девушка сочла за нужное увести ее.

      – Полноте, барышня, ступайте! Пора к себе в комнату, – сказала она, беря ее под руку.

      – Но должна же я занять этих господ! – отвечала помешанная, кидая на служанку гордый и гневный взгляд.

      – Чего тут занять! Ведь Кузьма Иваныч дожидается.

      – Ах, да! – воскликнула Валентина, сейчас же переменив тон, и, уходя к себе, все повторяла: – ах, несчастный! несчастный!

      Кузьма Иванович был совершенно вымышленное лицо, но она воображала, что от любви к ней он потонул; его спасли, и он идет к ней. Что б она ни делала, как бы ни дурачилась, достаточно было сказать: «Кузьма Иваныч идет к вам!» – она сейчас же отправлялась в свою комнату и дожидалась его. – «Как странно однако, так долго нейдет!» – повторяла она до тех пор, пока не засыпала от усталости.

      Гости между тем перешли в гостиную. Стали подавать шампанское, и музыка заиграла туш. Соня в каком-то утомлении села на диван и невольно склонила на его спинку свою чудную головку. Марья Николаевна тоже была рассторена и почти со слезами на глазах, так что Надежда Павловна спросила ее:

      – Что с вами?

      Достойная эта женщина сначала ничего не отвечала, но потом, взяв Басардину за руку и крепко сжав ее, проговорила:

      – Я любила ваше семейство и теперь люблю, но я была ужасно оскорблена!

      Из церкви Марья Николаевна взяла к себе в карету Виктора, и что уже у них произошло там – неизвестно, но только и тот как-то совался из стороны в сторону, был заметно чем-то встревожен и наконец, улучив минутку, он остановил мать.

      – Мне, маменька, надобно завтра ехать в Петербург.

      – Это что такое?

      – Отпуск выходит!..

      И Виктор в самом деле показал ей отпуск, по которому всего оставалось дня три.

      – Что ж здесь-то не останешься на службе? – спросила насмешливо Надежда Павловна.

      – Очень нужно, со скотами этакими, – возразил Виктор обыкновенным свои тоном. – Мне. маменька, дайте денег-то!

      – Дам, – отвечала Надежда Павловна. Она была рада, как бы нибудь, только отвязаться от него.

      Свадебный ужин начался баснословной величины рыбой, сопровождаемою соусами из сои и омаров. Повар Якова Назаровича, по искусству, был первый в городе. Надежда Павловна, сидевшая на самом почетном месте и глядя на стоявшие в хрустальных вазах дорогие фрукты, на двухпудовые серебряные блюда под кушаньями, на богемский, тонкий как бумага, хрусталь, блаженствовала. Подобной роскоши, оставив дом князя, она уже не видывала. И все это теперь принадлежит ее Соне.

      А Петр Григорьевич,