Московское гостеприимство. Аркадий Аверченко

же ее осматривать? – улыбнулся студент. – Есть синяк – я вам и так верю.

      Ниночка стала пить чай. Ихневмонов перелистывал страницы книги.

      – До сих пор рука горит, – пожаловалась Ниночка. – Может, примочку какую надо?

      – Не знаю.

      – Может, показать вам руку? Я знаю, вы не такой, как другие, – я вам верю.

      Ихневмонов пожал плечами.

      – Зачем же вас затруднять… Будь я медик – я бы помог. А то я – естественник.

      Ниночка закусила губу и, встав, упрямо сказала:

      – А вы все-таки посмотрите.

      – Пожалуй, показывайте вашу руку… Не беспокойтесь… вы только спустите с плеча кофточку… Так… Это?… Гм… Действительно синяк. Экие эти мужчины. Он, впрочем, скоро пройдет.

      Ихневмонов качнул соболезнующе головой и снова сел за книгу.

      Ниночка сидела молча, опустив голову, и ее матовое плечо блестело при свете убогой лампы.

      – Вы бы одели в рукав, – посоветовал Ихневмонов. – Тут чертовски холодно.

      Сердце Ниночки сжалось.

      – Он мне еще ногу ниже колена ущипнул, – сказала Ниночка неожиданно после долгого молчания.

      – Экий негодяй! – мотнул головой студент.

      – Показать?

      Ниночка закусила губу и хотела приподнять юбку, но студент ласково сказал:

      – Да зачем же? Ведь вам придется снимать чулок, а здесь из дверей, пожалуй, дует. Простудитесь – что хорошего? Ей же богу, я в этой медицине ни уха ни рыла не смыслю, как говорит наш добрый русский народ. Пейте чай.

      Он погрузился в чтение. Ниночка посидела еще немного, вздохнула и покачала головой.

      – Пойду уж. А то мои разговоры отвлекают вас от работы.

      – Отчего же, помилуйте, – сказал Ихневмонов, энергично тряся на прощанье руку Ниночки.

      Войдя в свою комнату, Ниночка опустилась на кровать и, потупив глаза, еще раз повторила:

      – Какие все мужчины негодяи!

      Рыцарь индустрии

      Мое первое с ним знакомство произошло после того, как он, вылетев из окна второго этажа, пролетел мимо окна первого этажа, где я в это время жил, и упал на мостовую.

      Я выглянул из своего окна и участливо спросил неизвестного, потиравшего ушибленную спину:

      – Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезным?

      – Почему же не можете? – добродушно кивнул он головой, в то же время укоризненно погрозив пальцем по направлению окна второго этажа. – Конечно же, можете.

      – Зайдите ко мне в таком случае! – сказал я, отходя от окна.

      Он вошел веселый, улыбающийся. Протянул мне руку и сказал:

      – Цацкин.

      – Очень рад. Не ушиблись ли вы?

      – Чтобы сказать вам – да, – так – нет. Чистейшей воды пустяки.

      – Наверное, из-за какой-нибудь хорошенькой женщины? – сказал я, подмигивая. – Хи-хи!

      – Хе-хе! А вы, вероятно, любитель этих сюжетцев? Хе-хе! Не желаете ли, могу предложить серию любопытных открыточек? Немецкий жанр. Понимающие люди считают его выше французского.

      – Нет, зачем же? – удивленно сказал я, всматриваясь в него. – Послушайте, ваше лицо кажется