Ветвления судьбы Жоржа Коваля т.1. Юрий Александрович Лебедев

иностранцами быстро надоели руководству и Комзета, и ОЗЕТа. Да и обходились они накладно.

      И вот в письме к Гине Германовне, судя по тексту переписки – активной деятельнице ИКОРа в Нью-Йорке – тот же Г.Н. Эйдельман месяцем ранее откровенно пишет:

      «У нас не тронуты еще почти такие мощные переселенческие резервуары как Польша и Литва, а американцы даже нуждающиеся, даже безработные, наименее уживающийся в Биробиджане элемент, это бесспорно»[324].

      Конечно, нищие польские евреи из тех же Телехан не притащат с собой в биробиджанские леса и болота такие американские «буржуазные излишества» как электрические стиральные машинки (!) и не будут сокрушаться, что они там не работают. А вот американцы такими «глупостями» только дискредитируют переселенческую инициативу. Даже такие сознательные, как Ковали.

      Но вряд ли приходило в голову тем, кто видел эту «бесполезную» в биробиджанском колхозе вещь, что на самом деле она характеризует Абрама как рачительного хозяина, заботящегося об облегчении домашнего труда жены. И не его вина в том, что попала эта машинка не в бедные, но «цивилизованные» Телеханы, а в еще более бедные и совсем не цивилизованные биробиджанские болота.

      Вот что вспоминает об этом диковинном в краю волочаевских болот предмете обихода Галина Шаевна Соловьёва, племянница Жоржа:

      «Была даже американская стиральная машинка – я ее еще помню: большая, квадратная… Но, так как она была электрической, а электричество в деревню провели только в 50-е годы, то к этому времени машинка уже работать не могла – ее растащили по частям, дома долго валялись какие-то валики от нее… И, конечно, корпус использовали как хозяйственный шкаф»[325].

      А эта американская техническая смекалка, направленная на потворство своих частнособственнических инстинктов!

      «Очень любопытна история швейной машинки “Зингер”, которую тетя Гита оставила в Хабаровске или даже передала в тамошний музей… Машинка, привезенная из Америки, была однажды украдена еще из колхозного дома, но воры почему-то не смогли воспользоваться ею, и выбросили ее. По весне машинку нашли где-то в канаве под снегом, достали, дедушка <Шая Коваль – прим. авт.> ее почистил, починил, и она еще долго работала!»[326]

      Конечно, был в этом решении отказаться от американских эмигрантов «идеологический смысл», с тогдашней точки зрения! Ведь все эти «американские штучки», вросшие в быт, на каждом шаге к «равенству и изобилию», как мелкие камушки в ботинках, постоянно провоцировали вопрос: «А верной ли дорогой идете, товарищи?».

      Даже в третьем поколении биробиджанских Ковалей эти камушки, почти истершиеся в песок, сохраняются в памяти. Вот воспоминание Людмилы Славовны Соловьёвой, внучки Шаи Коваля:

      «Был американский чемодан, который служил гардеробом, была американская кровать, был граммофон с джазовыми пластинками…

      Ю.Л. А пластинки слушали?

      Г.Ш.С. Конечно! Я, например, помню оттуда «Рио-Риту»…

324

Архив ГАРФ, «Письмо Гине Германовне в ИКОР САСШ 29.VII.32» ф. Р9498, оп. 1, д. 391, т. 2, л. 76.

325

«Беседа 04.11.13 г. с Людмилой Славовной Соловьёвой, внучатой племянницей Жоржа Абрамовича Коваля», архив автора.

326

Ibid.