Удерживающий Апокалипсис. Андрей Павлович Глебов

Григорьевич поднял стопку.

      – Мозги в пикантном соусе, прошу  покорно, – сказал он, выпив. – Весьма  нежное  кушанье.  Сейчас подадут ростбиф с крокетами и расстегаи. На десерт изволите трубочки миндальные и мессинские конфекты.

      – Есть у вас толковые мужики? – спросил Дерюгин, насытившись.

      – Толковых много, – заверил Гусятников, протягивая гостю курительную трубку. – Есть и по плотницкой части, и по кузнечной.

      – Что делать без кучера, прямо не знаю, – посетовал Вольдемар Евпсихиевич, затягиваясь  дымом. – Найти человека, имеющего призвание к лошадям, сложно. Возьмёшь пьянь, а потом пожалеешь, что взял. Не продаются у вас лошадники?

      Павел Григорьевич склонился над картофелем с шампиньонами.

      – Есть один, – ответил он. – Вот, извольте прочесть.

      Гусятников подал Дерюгину  последний номер «Обывателя». Князь нашёл глазами нужное объявление:

      «В деревне Медное продаются две молодые девки. Грудастые. Шьют и стряпают. Цена им тысяча рублей. Продаётся тут же мужик. Знает лошадей и колымажный промысел. Молодой, видный, непьющий. Пятьсот рублей. В Медном же продаётся стая гончих собак, числом двадцати, да бык. По сходной цене».

      – Это что же, вы продаёте? – поинтересовался Дерюгин, опуская газету. – Как раз то, что мне надо.

      Вольдемар Евпсихиевич заглянул в объявление:

      – «Мужик. Знает лошадей и колымажный промысел. Молодой, видный, непьющий». Только возраст не указан.

      Гусятников помрачнел.

      – Неместный вы, ваше сиятельство, потому и ухватились за Семёна. Его вся округа знает. Возраст у него самый что ни на есть.

      – С Семёном что-то не так? – нахмурился Дерюгин. – Здесь же ясно сказано: «Молодой, непьющий».

      – Так-то оно так, кучер из него первоклассный, – помещик поводил пальцем  по  скатерти.  – Только голова от него болит. Очень уж, понимаете ли,  до женского полу охоч. В моей  деревне все девки от него с ума посходили, а он ещё и за Поддубки, деревню помещика Силантьева, взялся.

      – Это хорошо, когда молодой мужчина нравится женщинам.

      – Емельке-то Пугачёву Устинья Кузнецова приглянулась, а моему Семёну одной маловато будет. Даже замужние бросаются. Магнетизм, говорят. Мужья Семёну морду били, а  магнетизма не выбили. Хочу сбыть Семёна с рук, да некому.  Разве что вам.

      Дерюгин задумался.

      – А экипажами он любит заниматься? Механикой разной?

      – Ой, что вы, ваше сиятельство, – оживился Гусятников. – Такого специалиста вам нигде не найти. С закрытыми глазами разберёт и соберёт что угодно.

      Лошадей и дорогу любит. Дорога, говорит, как наша жизнь. Только я в философии не  силён. Берите, не прогадаете. В Москве или в Питере хоть от мужей затеряться сможет. Это у нас всё на виду.

      Князь размышлял.

      – Полтыщи рублей – не высокая цена за такое сокровище?

      – Какие полтыщи! – подскочил Гусятников. – Это я так, для форсу. Его и за триста не возьмут.  Вольдемар Евпсихиевич, душа моя, купите его, а?  Век буду Бога молить.

      Помещик