Удерживающий Апокалипсис. Андрей Павлович Глебов

чуть не подавился дымом, услышав слово «князь».

      – Бога ради! – с чувством воскликнул Павел Григорьевич. – Да что произошло, любезнейший?

      – Лошади его сиятельства понесли, а тут мост через речку.

      – Через Тверцу, – уточнил Гусятников.

      – Именно.  Колесо попало в щель между досками, кучер слетел с козел и расшибся.

      – Хватит, хватит, – замахал руками Павел Григорьевич. и поморщился. – Я с мужиков семь шкур спущу. Только три дня назад барщину отрабатывали, а мост так и не починили. Сергей Сергеевич, управляющий, божился, что мост сделают всенепременно.

      – Видать, не сделали, – подытожил француз.

      Эк у него  ловко  вышло нашенское «видать», покосился на иностранца Павел Григорьевич.

      – Ну что, приглашать князя-то? – подал голос Андрюшка.

      – Ты ещё здесь, бестия? – вскинулся Гусятников. – Чтоб мигом устроили гостя.

      – Кучер-то, поди, тоже иностранец был? – глянул на француза помещик.

      – Русский, из поморов.

      – Раскольничьей веры, значит, – догадался Гусятников. – Наш-то православный поп его отпевать не имеет права. Да уж теперь всё едино, раб Божий. А ты католик?

      – Католик.

      – Как там  папа  в  Ватикане? – проявил осведомлённость Павел Григорьевич.

      – Не тужит, – отозвался Франсуа Баррье.

      По дороге к усадьбе пылила карета. На месте кучера размахивал вожжами и  посвистывал  китаец.  Шапка на его голове сбилась  на затылок, лицо покрылось потом. Экипаж влетел во двор, сделал полукруг и остановился у входа в дом.

      – Батюшки  светы,  жёлтый-то  какой!  –  ужаснулась  дворовая  девка Ефросинья. – Может, больной какой? Желтуха там или ещё что?

      – Дурёха ты!  – засмеялся стоявший с ней мужик лет двадцати пяти. – Таким его Господь сотворил. А глаза какие узкие, видала?

      – Повезло же нам, Семёнушка, что мы не такие, как этот басурманин!

      Ефросинья прижалась к могучему  плечу  Семёна.  Мужик  сгрёб  её широченными лапами.

      – Если б ты такая жёлтая была, голуба моя, я б не поглядел в твою сторону.

      – Иди врать-то! – хихикнула Ефросинья. – Тебе лишь бы бабу, а жёлтая она или зелёная…

      Китаец соскочил на землю и бросился открывать  дверь кареты. Из экипажа  выглянул  Дерюгин. Он окинул взглядом усадьбу, надворные постройки и таращившихся на него крестьян.  На центральную лестницу вышел Франсуа Баррье.

      – Помещик Гусятников Павел  Григорьевич счастлив видеть ваше сиятельство в деревне Медное, – доложил француз.

      – Медное? – переспросил Дерюгин, опуская начищенный ботинок на землю. – Недурно. Распорядись, чтоб занялись телом.

      – Сию минуту.

      Из дверей показался Гусятников.

      – Слыхал, слыхал уже, ваше сиятельство,  – сокрушался помещик. – Живёшь  и  не  ведаешь, что Господь на завтра уготовит. Говорил же лодырям починить мост!

      – Так бывает, – смиренно согласился Вольдемар Евпсихиевич. – Надеюсь, Матвей Рогаткин обретёт покой на тверской земле.

      – И