Записки на кардиограммах (сборник). Михаил Сидоров

кондуктор к тебе с гарантией не успевает. Скажи как на духу: пойдешь платить или нет? Только честно.

      – Пойду.

      – Врешь.

      – Почему?

      – О! В твоем вопросе – ответ. Спросил – значит соврал. А сказал бы правду – среагировал бы по-другому. Возмутился, к примеру.

      А ведь верно, ловко он.

      – Это у тебя от зависти, Вов. Сидишь ты всю жизнь на одном стуле, и вокруг тебя все такие же. Одинаковые, как яйца из холодильника: жены, дети, квартиры – шубы, вузы, ремонты. Вкалывай, обеспечивай, халтурь агентом недвижимости. А тут вдруг я: забил на все и поехал через двенадцать стран, просто так, из интереса. И тебе сразу невмоготу. А халявщиком меня обозвал – и вроде как полегчало, сразу себя крепко зауважал. Национальная гордость великороссов: лучше парадняк обоссу, но проситься в платный сортир не буду.

      Бирюк коротко глянул на него. Северов выдержал.

      – Обидно, да? А ты думал, я молча сглотну?

      Тот промолчал.

      – Ладно, не злись. Один-один.

      Мне понравилось – не дает на себя наступать. Вовку классно побрил, особенно про парадняк хорошо получилось.

      – Получается, ты все «колеса»[24] себе обнулил?

      – У меня, честно говоря, их и не было. С сентября по май отработаю – и привет, до осени. Устроюсь на новое место – и до весны.

      – И не жалко?

      – Не-а. Все надо делать в свое удовольствие, Лар, даже работать. Без надрыва, спокойно, с периодом восстановления…

      Бирюк злился, чувствовалось.

      – И что, не подрабатываешь нигде?

      – Зачем? Мне хватает.

      – Ничего. Женишься – запоешь по-другому. Быстро приучат о будущем думать.

      – Едва ли. Все равно ж пойдет не так, как планируешь. Копишь, скажем, на четырехкомнатную, как баян жмешься, вдруг – хоп! – дефолт, и плакали твои денежки. Берешь кредит старшему на финэк, младшему на юрфак, ишачишь на трех работах, сладок кус не доедаешь – бамс! – инфаркт. Оклемался: еле жив, ничего нельзя, а денег нет – пролечили. И думаешь:… твою мать! Сейчас надо жить, здесь, чтобы обидно не было.

      – И ты это проповедуешь?

      – Ничуть. Я не навязываюсь. – Он защелкал пальцами и, подражая Миронову, запел:

      Кто верит в Аллаха, кто строит рай земной – пожалуйста, разве я мешаю?

      Я верю в кружочек на карте мировой и вас с собою не приглашаю…

      – К чему ломить против ветра? Земля круглая: развернулся, парус поставил – раз! – и уже на месте. Смот ришь на остальных, а они все там же – уперлись и ни на шаг, а ты и цели достиг, и время провел замечательно…

      Наркоман. Синий, как наша форма, и дышит три раза в минуту. Передоз. Двадцать лет. Туфли от Гуччи, портки от Версаче. Стильная комната, второй уровень двухэтажной квартиры. Интерьер вокруг – как в Царском Селе.

      Северов сунул ему меж зубов ларингоскоп. Протянул руку:

      – Трубу.

      – На кадык надавить?

      – Так войдет.

      Не касаясь клинком идеального, дорогой клиникой сделанного напыления, он ввернул трубку. Родня, стоя в дверях, обалдело наблюдала за происходящим.

      – Принеси РЯД, Ларис, я пока вручную его подышу.

      Вернувшись,

24

«Колеса», «колесные» (жарг.) – надбавка за выездной стаж; достигала 70 % и обнулялись, если стаж, независимо от причины, прерывался более чем на месяц. Отменена в январе 2006-го.