Записки на кардиограммах (сборник). Михаил Сидоров

Менты слушали вполуха, с интересом рассматривая покрытые арабской вязью ближневосточные паспорта. Перепуганная бабка, хозяйка квартиры, маячила у них за спиной.

      Парня тошнило. Он содрогался в мучительных спазмах, изо рта свисали сосульки крови. Северов осторожно ощупывал его голову, челюсти, нос. Раздвинул веки, всмотрелся в зрачки.

      – Анизокория[8]. Запроси: перелом основания, перелом костей свода, ушиб мозга с внутричерепной гематомой.

      Я повернулась к телефону. Второй парнишка о чем-то спросил Северова, и тот ответил. На арабском:

      – Андух исхабат хатыра[9].

      Все охренели. Сирийцы тоже. Северов негромко обратился пострадавшему, типа: не дрейфь, брат-араб, прорвемся, где наша не пропадала! Тот слабо улыбнулся и невнятно ответил. Веня взял его за плечо, слегка сжал и снова что-то сказал.

      Снесли в машину, воткнули капельницу, повезли в академию. В дороге он загрузился: уронил давление, уредил пульс, ушел в сопор[10].

      – Сэй джиддан?

      – Нам. Лейса джейид[11].

      Второй сириец заплакал.

      – Растрясли. Дышит?

      Северов нагнулся и, вслушиваясь, посмотрел на часы. Часы он носил циферблатом внутрь, как мой дед; тот лет тридцать на Севере отлетал и часы носил точно так же – чтоб видеть время, не снимая рук со штурвала.

      – Двенадцать. Нормально пока.

      – Довезем?

      – Довезем. В каком только виде – вопрос!

      Академия стояла на низком старте. Одно слово – военные. Дисциплина. На раз – раздет, на два – в рентген, на три – уже на столе. Анестезиологи вьются, хирурги моются, оперсестра инструментом гремит. Курсант на видео пишет – опыт накапливают. Пять минут – рентгенолог снимки несет, водой капает. Америка. Сериал «Скорая помощь». Сто евро в месяц со всеми накрутками.

      Северов написал направление; мы постояли, наблюдая, у входа в операционную, потом вышли.

      Было холодно. Порывы ветра сдували с сигарет искры.

      – Ты где арабский-то выучил?

      – В институте. Полгруппы арабов: Алжир, Мавритания… вот я за шесть лет и заговорил.

      – И читать можешь?

      – И писать тоже. Заодно и французский освоил – это ж колонии бывшие, два языка государственных.

      – Клево. Звонить?

      – Давай. Обедать-то не пора еще?

      – Самое время.

      Но на обед не пустили – услали подобрать тело на Арсенальной. Там, на остановке, уткнувшись мордой в снег, лежал пьяный. Рядом скучал мент.

      – Привет. Что скажешь?

      – Вот, лежит.

      – А чего хмелеуборочная говорит?

      – А она не возьмет – битый.

      Лоб и щека пострадальца сочились царапинами. Из ноздрей ниспадали мутные, зеленые сопли.

      – Хорош, чертяка! Точно не возьмут?

      – Сто пудов. Хоть одна ссадина – наш.

      – М-да. Он с документами?

      – Я не смотрел.

      – Так посмотри.

      Сержант с отвращением зашарил по мокрым карманам. Извлек закатанный в пластик пропуск.

      – О, ваш коллега!

      – Ну-ка, ну-ка, дай-ка. Стародубцев Михаил Дмитриевич, больница Сэвэ Георгия, отделение

8

Анизокория – разный диаметр зрачков: признак тяжелой черепно-мозговой травмы.

9

У него тяжелая травма (искаж. арабск.).

10

Сопор – одна из степеней угнетения сознания.

11

Совсем плохо? – Хуже некуда (искаж. арабск.).