Башни витаров. Валентина Хайруддинова

я не ведаю, ты спроси у него.

      – Ага, спроси! Об этом никто не знает, значит, он ничего не рассказывает. А ведь Синигир – что скрывать – не прочь иногда прихвастнуть. Но ты откуда об этом знаешь?

      – Достаточно посмотреть на охотника. Если окажешься в Золотом дворце, в галерее, ведущей к Зеленой башне, погляди на портреты славных стражей западных ворот Дювона. Мужчина на первом портрете – один в один – Синигир.

      – Ну и ну! – только и мог сказать изумленный зверолов.

      Глава десятая

      в которой Мур проигрывает памяти, Тимша

      рассуждает о вере и животных, путники говорят

      о радости ремесел и выборе, а Синигир убеждает

      всех в своей правоте

      Комната для ночлега была убогой, лежанки – жесткими. Тимша, однако, этого не замечал: в его скромном домике кровать была не лучше. Он с удовольствием вытянулся на твердом, как камень, ложе и наблюдал за действиями охотника. Тимшу распирало желание выяснить подробности услышанного про портрет в галерее у Зеленой башни. Но небольшой опыт последних дней подсказал юноше: не всегда вопрос, заданный напрямик, предполагает такой же прямой ответ. Потому он молча посматривал на Синигира.

      Тот вертел в руках тощую подушку и ворчал:

      – Что за ткань? А внутри – солома!

      Присев на кровать, охотник вновь оказался недовольным:

      – О, силы небесные! Да тут доски, прикрытые тряпьем!

      – Конечно, это не перина из пуха белых уток, – не выдержал зверолов.

      – Каких таких уток? – удивился Синигир.

      – Мне кажется, что тебя дома дожидается именно такая: мягкая и белоснежная, как твои рубахи, а как же иначе?

      Он чуть не сказал «перина, как в Дювонском замке», но удержался.

      Синигир лег, пробормотав почти со стоном:

      – Во всяком случае, в моем доме есть теплое одеяло и удобная подушка. А тут такая бедность!

      – А как же ты будешь спать, не искупавшись? – скрывая насмешку, поинтересовался юноша у раздосадованного спутника.

      – Плохо, – огрызнулся Синигир.

      Однако уже через минуту в комнате наступила тишина: утомленные путешественники уснули: Синигир – несмотря на жесткую постель, а Тимша – на желание выспросить у охотника о его предках и портретах в Зеленой башне.

      Мур же не смыкал глаз: смотрел в ночное небо, клочок которого с тремя яркими звездами был виден в окно его комнатушки. Память осторожно рисовала картину далекого-далекого прошлого, казалось, забытого навсегда: такое же небо, такие же звезды… Память – коварная штука, так и норовит вытащить откуда-то из своих глубин то, что тревожит и гнетет. Память, которую Мур давно подчинил себе, вдруг вырвалась на свободу, и Мур, уступая, погрузился в воспоминания…

      Утром ранняя пташка – Тимша – принялся будить Синигира привычным уже способом: потрясая за плечо и крича: «Вставай! Пора!»

      – Опять! – не открывая глаз, простонал охотник, – не удивлюсь, если