Хмель свободы. Игорь Болгарин

Корми его лучше, шоб здоровый вырос! Меня вон мамка не докормила – голодуха в те годы была. Выкормишь – защитник тебе будет! В обиду не даст!

      Настя продолжала улыбаться.

      В селе Богодуховка Нестор, собрав земляков, втолковывал им:

      – Браты мои дорогие! Землю мы вам дали… коров, коней тоже. А возвернутся паны… чи, може, германцы захотят землю отобрать? Как тогда?

      – Не дамо!

      – Хочь зубамы глотку…

      – Зачем же зубами? – возразил Махно. – Винтовки многие с фронта принесли… а у кого нет… – Он дал знак хлопцам. Каретников, Левадный, Григорий скинули с саней грязную холстину. Под нею в розвальнях было сложено оружие, отобраное у офицеров на мосту. – …Берите! И пусть тот, хто умеет, учит того, хто ще никогда не стрелял! Вырастет у нас, хлопци, армия, як пшенычные колоски с земли! Вольная, як ветер!

      – Мы за тобой, Нестор Ивановыч, як нитка за голкой! – отозвались селяне, разбирая оружие. – Не сумлевайся!

      – И вы, дядьки, хто уже в годах! Вы тоже нам в помощь! Выпасайте коней добрых… держите одну-другую тачанку чи бричку. На подменку. Шоб не армия была, а птица. Шоб на ероплане не догнать.

      Дядьки смеялись.

      Нестор, доев тарелку борща, откинулся на спинку кресла, взглянул на Вадима:

      – Спит?

      – Ага.

      Нестор подошел к зыбке, покачал ее.

      – Нестор Ивановыч! – начала было Настя и примолкла. С губ её внезапно исчезла улыбка.

      – Ну шо? Шо?

      – Дайте завтра коней. В Федоровку поиду. В церкву. Вадима похрещу.

      Махно едва не подпрыгнул:

      – Т-ты… соображаешь? Хрестыть! Мы ж анархисты! Шо мне мои побратимы скажут? Какой слух по уезду пойдет?

      – Так через то я – в Федоровку. Шоб далеко. Нихто й не взнае.

      – Дура-баба! Меня тут за сто верст вокруг знают. И вообще… Сколько раз я тебе втолковывал? Религия – обман. Той дядька на портрете знаешь шо сказал? «Церковь зовет к смирению, мы – к борьбе. Пусть церковь призовет к борьбе, и я смирюсь перед ней». Поняла?

      – Ни. Я цього не понимаю, Нестор Ивановыч. А тилькы Бог над всым. И над анархистамы. А церква така, як и мы сами, люды. Церква не вынувата, шо и попы грешни бувають.

      – Дура! Такое было девчатко! А стала… И когда только ты в Бога начала вирить?

      – А як вас ждала. Молылась, шоб вы булы жыви-здорови… Бог и почув!

      – То не бог, а Революция почула… Если бог ваш такой защитник, почему он меня не защищав, когда я в люльке голодав? «Плодитесь и размножайтесь»! От мамка и наплодила. А чем кормить, бог не дал. Потому я недоростком в шесть год панских гусей пошел пасть. Чего ж бог не явился до пана и не сказал: отдай часть своей земли бедным и голодным? А теперь я, анархист Махно, ту землю забрал и раздал всем, хто нуждается… И пускай меня на том свете черти в смоле варят, зато на этом люди спасибо скажут! – гневно кричал Махно.

      – Го-осподи, прости его! Го-осподи… – крестясь, шептала Настя.

      – И шоб я никогда больше… ни-ког-да, чуешь?.. про это самое крещение не слыхал! Раз и навсегда!

      А через несколько дней батюшка федоровской