Экипаж. Александр Митта

голосом.

      Не глядя на него, Тамара вышла из комнаты. А Игорь лег на диван и нарочно громко запустил музыку.

      Ненароков сидел в гостях у своей бывшей жены. То есть Али в комнате, собственно, не было – Валентин разговаривал со своей бывшей тещей.

      – Усть-Каменогорск? – удивилась Евдокия Петровна. – Это где ж такое?

      – Северный Казахстан… Работа, как работа. Почти как здесь… Вот отгулы накопились, я и приехал. Так захотелось посмотреть на него – сказать не могу.

      – А он ведь в садике! Только к шести вернется, – виновато сказала Евдокия Петровна. Валентин огорчился:

      – Зачем же вы его в садик?

      Вздохнув, теща позвала:

      – Алечка! Может, выйдешь все-таки?

      – У меня голова болит, – ответил злой голос из другой комнаты. Валентин встал, прошелся из угла в угол.

      – Евдокия Петровна, как же вы-то не повлияли? Нельзя ему в садике… Он заикается, ему там очень плохо будет.

      Тут из-за двери появилась Аля.

      – Хуже, чем с тобой, ему нигде не будет, – сказала она едко. – И нет у меня возможности его дома держать. Ты нас бросил, а мама болеет.

      Ненароков подумал вдруг, что время вернулось назад: вот он в своей комнате, рядом жена, он с ней ругается – все по-старому. Но комната была уже другая: не его, а какая-то женская, и Аля давно перестала быть его женой, и ругалась она с ним теперь иначе: холодно и надменно, как с чужим.

      – Ладно. Раз уж приехал, то увидишь Алика. Но только на полчаса и в нашем с мамой присутствии…

      У Ненарокова даже губы затряслись от обиды.

      – Но почему полчаса? Почему при вас? Я ведь не в колонию приехал к преступнику малолетнему?

      – А чтоб ты его против нас не настраивал!

      Валентин видел через забор, как гуляют во дворе дети. Кто копал снег лопаткой, кто лепил из снежных комьев бабу. Был тут и Алик. Он стоял в сторонке от всех, тепло укутанный, замотанный еще сверху Алиным шарфом, с надвинутой на глаза шапкой и оттопыренными, как у пингвина, руками в рукавичках. Сердце в Ненарокова сжалось от любви и жалости.

      …Когда дети построились парами и вышли на улицу, Алик поплелся сзади всех. Детишки смеялись, кричали, только Алик молчал и ни с кем не вступал в разговор. Валентин шел поодаль и смотрел на сына. Вдруг Алик остановился: шапка, которая была ему велика, совсем сползла на нос, так что он ничего уже не видел. А пестрая веселая вереница детсадовцев с воспитательницей во главе двигалась дальше. Никто не заметил этого маленького ЧП.

      Тогда Валентин подошел, поправил Алику шапку. Тот не удивился, а только обрадовался, узнав отца. И вдруг Ненароков, сам не понимая почему, поднял сына на руки и зашагал с ним назад, потом за угол, потом в какие-то ворота. И остановился там.

      Очень скоро на улице послышался шум, голоса: «Ненароков! Ты куда девался? Ненароков! А ну выходи сейчас же!» – слышался крик воспитательницы. Валентин вздрогнул и даже шагнул непроизвольно вперед, но потом сообразил, что это кричат не ему, а Алику.

      Валентин прижал палец к губам, показывая, что откликаться