Дорога из жёлтого кирпича. Анастас Волнян

и он, в мягких голубых штанишках, выглянул на крыльцо.

      В это время Тмин перевернулся на спину, открыв оба глаза. Мерзко зазвенела залетевшая в дверь муха. Он сел и надел рубашку.

      Деревянные дома, высокая трава, коричневая засохшая грязь – все было тронуто нежным розовым отсветом. Тизо очень нечасто такой видел – в его жизни ранний подъём предшествовал только раннему нервическому перелету.

      Внезапно насыщенно дунуло из хлева. От неожиданности Тизо даже обиделся. Поморщился, отвернулся идти в дом. Но тут же донесся запах пекущегося хлеба. Он обернулся. На дороге появилась баба, прущая от колодца коромысло. Тизо замешкался. Так и ходили большие груди под красной рубахою. В душе шевельнулось возмущение, и, не зная, как выплеснуть его, он подумал – какой ужас дремучий: двадцать первый век на дворе, а воду от колодца бабам таскать! И всё смотрел, как зачарованный, на эти груди под рубахою. Отсталость!

      Думаешь, надо написать по правам человека? – иронически заметил Тмин. Он тоже вышел на порог, и заметил взгляд Тизо.

      Внезапно, прервав их не начавшийся толком разговор, до слуха их донеслись интересные звуки: приглушенное кудахтанье на фоне чего-то, отдаленно напоминающего звук методично распиливаемого дерева. Тизо вдруг стало не по себе, а Тмин прислушался и установил, что источником звука был сарай. Тизо очень захотелось в дом, и в то же время, невыносимо – увидеть источник звука. Тмин уже наклонился вперед и вбок. Ничего не оставалось другого и Тизо. Он тоже наклонился и глянул за дверь. Завиднелся высокий темный коршун, прижимавший белокурую цесарочку. Цесарочка издавала звуки, похожие на целомудренное кудахтанье. У стены бодро подрагивали вилы.

      Так вдвоём они и смотрели. Тизо однако быстро почувствовал разнообразные явления в разных местах тела, покалывания, может, а точнее не их даже, а позыв идти тут же куда-то. Он отвернулся и со всей необходимостью пошёл в дом. Тмин же с интересом постоял ещё с минуту, изучая детали расстановки, такие как кружевной рукав поднятой мягкой руки и даже колыхание бело-розового, наводившего на мысли о доярке (супротив изящному рукаву).

      Уют хаты и сна не унял неведомое беспокойство Тизо: он тут же сел пить чай и теперь потупившись сидел, прихлебывал из кружки. Вернулась Аксинья и уже выкладывала на тарелки какое-то утреннее печево. Лучащееся настроение Элли досаждало смешавшемуся Тизо, зато Тмину досталось внимание по поводу его книги. Впрочем, тут он смутился гораздо больше, чем подглядывая у сарая, ибо созидательных продвижений в этом вопросе не намечалось. А то она не знала, сучка.

      Цесарка и коршун явно еще витали над столом, где-то между Тмином и Тизо, когда вернулся Гумер. Тут Тизо омрачился совсем. Тминов блуждающий взгляд подёрнулся даже нежным, наткнувшись на него. От Гумера будто шёл пар, влажная взъерошенность волос стояла дыбом. Элли обняла его сзади: «Ну как утро?». От этого Тизо стало совсем не по себе, и он что-то заверещал про себя на неведомом ему наречии. Потом пил чай ещё, а позже обнаружил, что