Люди остаются людьми. Исповедь бывшего узника. Юрий Евгеньевич Пиляр

уже знакомы?

      – Год и два месяца, старик…

      Проходит еще неделя. Положение не меняется. Проходит месяц. Нас здесь уже около ста человек.

      Стоит золотая осень. Светятся погожие дни. Легкий ветерок заносит к нам клейкую прозрачную паутину, а однажды я нахожу во дворе прилетевшие из-за колючки два багряных листка. Я часами простаиваю на улице, наблюдая за тяжелыми составами, которые с грохотом катятся на восток – всё на восток… Мы ждем.

      В середине октября как-то сразу настает осень. Резко холодает, дождит, быстро смеркается. Немцы будто забыли о нас. Правда, иногда нас выводят на работу. Под большой охраной мы ремонтируем дороги вокруг лагеря.

      Я все лучше узнаю товарищей. Зимодра, Типот, Худяков, Виктор, Ираклий – это настоящие. И большинство пленных комиссаров и политруков настоящие люди. Большинство, но не все…

      С наступлением сумерек и до отбоя у нас теперь часто устраиваются вечера устных рассказов. Старший политрук Костюшин очень интересно описывает технологию производства шоколадных конфет: он по гражданской специальности кондитер, работник прославленного «Моссельпрома».

      Типот, посасывая пустую трубку, повествует о жизни великих писателей.

      Зимодра с увлечением рассказывает, как ведется промысел в наших полярных морях.

      – А я вам вот о чем поведаю, братцы, – объявляет раз Борода. – Беспартийных среди нас нет, так что, надеюсь, никаких тайн я не разглашу…

      Смакуя подробности, он вспоминает о том, как брал взятки у председателя передового колхоза, как пьянствовал вместе с прокурором и гулял с районными активистками.

      – Ну, было же так, правда? Чего греха таить! – с ухмылкой произносит он.

      Кое-кто похихикивает.

      – Мы люди свои, товарищи, можно сказать. Верно?

      – Серый волк – тебе товарищ, в Брянском лесу, – резко отвечает из темноты Зимодра.

      – Это кто такой? Кто? – обеспокоенно спрашивает Борода.

      – Я вот сейчас встану и морду тебе набью, – заявляет Зимодра, – тогда узнаешь, кто!

      – Ну, назовись… Давай подебатируем.

      Но Зимодра больше не отзывается. По-моему, кто-то из соседей удерживает его…

      И еще один день – пасмурный, холодный день конца октября. После утренней проверки дежурный полицай глумливо поздравляет нас с «победой». Как только что сообщило радио, германская армия якобы овладела Сталинградом и завершает окружение Москвы… Среди наших воцаряется подавленная тишина. Люди молча расходятся по своим местам.

      Не грустят только Борода и его три дружка. (Вчера их снова вызывал на беседу немецкий офицер. С шутками и прибаутками усаживаются они за стол и начинают «забивать козла». Я выхожу из барака.

      По двору, засунув руки в карманы шинели, прогуливается Худяков. Он думает. В последнее время он совершенно замкнулся в себе и постоянно о чем-то думает.

      – Давай побродим вместе, – заметив меня, говорит он. Взгляд его хмур и серьезен. – Ты знаешь, между прочим,