Солнечный круг. Марина и Сергей Дяченко

подкинуть ее императору?

      – Да.

      – Сознаете ли вы, что приняли участие в заговоре, направленном против императора, и покушении на его жизнь?

      Судебная процедура проходила странно, в пустом зале или, скорее, комнате. Человек, которого Ирис видела впервые, задавал ей вопросы, лорд-регент стоял у окна, спиной к допросчику и к Ирис, но здесь же, у дальней стены, на высоком стуле сидел император и, кажется, совершенно не вникал в происходящее.

      – Все не так, – сказала Ирис и заставила себя улыбнуться. – Да, меня пытались втянуть в заговор. Но я нашла выход, я обманула шантажистов. Император… талантлив, он обязательно научится играть на свирели. Я бы мечтала продолжать уроки… если это возможно. Ференц, мне надо было все рассказать с самого начала, но я боялась за жизнь сестры и племянников. Я нашла выход! Я подменила ракушку! Я вернусь домой, увижу сестру живой и невредимой и тогда вернусь, мы снова начнем заниматься, впереди много работы…

      – Император примет решение, – сказал допросчик. Лорд-регент смотрел в окно и даже не обернулся.

      – Послушайте! – Ирис испугалась, что потеряет голос и не успеет сказать главного. – В тюрьме сидит Ольвин, который не имеет ко всему этому ни малейшего отношения. Он невиновен! Ту ракушку мне передал совсем другой человек! Вы меня слышите или нет?!

      Мальчик что-то написал на листке бумаги и отдал допросчику. Тот вопросительно посмотрел на лорда-регента; с таким же успехом можно было спрашивать совета у каменной статуи.

      – Э! – Допросчик поднес бумагу к глазам и тут же отодвинул подальше. – Император выносит приговор… казнить как государственную изменницу.

      В этот момент лорд-регент наконец-то обернулся, но на лице у него была повязка, и прочитать его выражение было невозможно.

* * *

      – Ольвин?!

      Камера напротив была пуста.

      – Куда вы его увели? Вы его выпустили, да?!

      Стражники ушли. Ее голос разносился по тюремному коридору, никто не отвечал. Ирис металась от стены к стене, насильно заставляя себя надеяться: выпустили. Выпустили на свободу.

      Потом надежда умерла, а Ирис выбилась из сил, опустилась на соломенную подстилку и закрыла лицо руками.

      В дальней темноте замелькали факелы и застучали шаги. У Ирис волосы встали дыбом: людей было много. Значит, конвой, палачи, она не ждала, что казнь назначат так быстро.

      Люди остановились. Первым, у самой решетки, стоял император – угол его рта тянулся книзу, глаза ввалились, спрятались, как под опущенным забралом. И он казался очень взрослым в этот момент, лет восемнадцать, не меньше.

      Ирис с трудом поднялась.

      – Пошли вон, – сказал император, и те, кто стоял за его спиной – стражники и камердинер, – исчезли в темноте коридора.

      – Империя. Дороже. Отца. – Он стоял за решеткой и смотрел ей в глаза. – Честь дороже жизни. Вот чему научил меня Эрно. Я бы лучше руку себе отрубил… чем тебя приговаривать. Но ради империи, по закону, тебя надо казнить.

      – Он тебя замучает, – сказала