Слово закона. О магах и людях. Артём Останский

Младшему?!

      – Он… – открыв обезображенное от налившихся кровью шрамов и слез лицо, пыталась выговорить Нария. – Он кричал, плакал. Тебя не было. Ти… Лэрэсу Тиру не нашла… Служанкам ты запретила…

      Дариния подскочила к дочери и вновь вцепилась ей в волосы, рвала их и бранилась. Нария жалобно вопила. Орен бросился вслед за матерью, но ударился лбом о силовой барьер. Руки его тряслись, на глаза точно надели шоры. Раз за разом разбивал кулаки о почти прозрачную, но такую ощутимую для него стену, выкрикивал несвязные ругательства, оббегал с другой стороны, молотил ногами – все безуспешно. С каждой мольбой, с каждым новым завыванием Нарии ему все больше казалось, что беспощадные материнские руки вырывают клоки волос из его собственной головы.

      – Вероломная тварь! – кричала Дариния, истязая дочь. – Ты мне так мстишь?! За всю мою доброту? Малолетняя курва! Я оставила тебя, воспитала! Хочешь, чтоб твой брат человеком стал? Ах ты погань заразная! Ты здесь жить не будешь! И об учебе забудь! Дрянь неблагодарная!

      Орен отскочил назад – нечто дикое, животное, необузданное вконец завладело им: весь мир угас в коридоре мутного туннеля.

      Небольшой по размерам, но неконтролируемый по силе сгусток пламени вылетел из его ладоней и угодил в барьер. Пламя распласталось по полупрозрачному куполу и исчезло вместе с ним.

      Вопль! Не Нарии – Даринии! Дикий вопль. Ее волосы вспыхнули как смоляной факел.

      Огонь развеялся.

      Дариния повернулась к Орену; спазматически трясущимися руками ощупывала сильно опаленные волосы, выпучив глаза, усердно дышала. Затем ее ладони сползли на уши – мать скорчила болезненную гримасу и широко раскрыла рот, точно оттуда сейчас вырвется пронзительный визг, но не издала ни звука. Запахло горелым.

      Орен стоял и с отупением глядел на нее, – не сознавал, не помнил, как такое случилось.

      «Мама… – Орен сложил дрожащие длани лодочкой и зажал ими рот и нос. – Кто?.. Это я! Я! Что я наделал!»

      Он взглянул на Нарию – та сидела на коленях и панически оглядывала его. Никогда прежде он не видел взгляд сестры таким: распахнутые, заплывшие от слез и ужаса глаза не задерживались ни на чем, окидывали Орена с ног до головы, разъяренные, перепуганные, непонимающие.

      – Ты… Что ты?.. На матерь!.. – задыхаясь от неистовства, пыталась выговорить Дариния.

      Взгляд Орена помутнел от слез. Он зажмурился и побежал, просто рванул с места, перемахнул через каменный забор сада, – не понимал, даже думать не хотел, куда и зачем бежит. Стремился вперед, не видя дороги, не сдерживал слез. Не видел ни людей, ни домов, не слышал никого и ничего. Его нес вперед бешено трепещущийся в груди сгусток, сдавливающий все внутри комок, и ничего кроме него не существовало! Весь мир в те мгновения ограничивался для него этим комком.

      Опомнившись, Орен склонился в приступе удушья, опершись ладонями о колени. Беспорядочно идущие люди ненароком задевали его.

      Отдышавшись, он выпрямился: толчея и выцветшие,