Слово закона. О магах и людях. Артём Останский

это не плохо, хоть она порой и мучает нас даже после добрых дел. Но без нее никак. Она помогает нам разграничивать добро со злом. Конечно, кому-то совесть позволяет вытворять такое… Ну, лучше не будем о плохом. Все люди разные. Главное, братик, ты у меня хороший.

      – Я – маг… – томно произнес Орен.

      Нария обняла его, прижала к себе и, прислонившись теплой щекой ко лбу брата, зашептала:

      – Братик, вот скажи мне, если тебя ущипнуть, тебе будет больно?

      – Конечно.

      – И мне будет. Никому такого не говори, но… различия между нами… различие только одно: ты обладаешь Силой, а я нет. Но чувствуем и переживаем мы одинаково: от потери любимого рыдает как лэрэса, так и кухарка, боль чувствует как плотник, влепивший себе молотком по пальцу, так и самый могущественный лэр. Все мы, Оренчик, в первую очередь, люди, а уж потом те, у кого магическая сила есть, а у кого ее нет. А все разделения – крайности. Крайности никогда до добра не доводят. Мы, наша империя – это еще не весь мир, не везде же такие разделения как у нас.

      – Ты про Сиордан? – тихо заметил Орен.

      – О Боже, что ты, конечно нет! Там все еще печальнее… Даже если половина из того, что я читала, правда, к магам там относятся хуже, чем к скоту. Это другая крайность – для примера она не годится. Можно привести… хм… ну вот Хари Шалиаф. Там вообще никогда никаких разделений не существовало. Да даже сейчас взять хоть бы какие-нибудь далекие края, вот, скажем, Шенгемир, Лониния, Трегатиния, Дершавель – я слышала, там уже разделений тоже никаких нет. В каком-нибудь Дор-Доре или Саре проводят реформы в этом направлении.

      – Реформы? Это как?

      – Ну, понимаешь, братик, когда правители понимают, что всё, так больше продолжаться не может, понимают, что мир не стоит на месте, постоянно меняется – и они хотят соответствовать изменениям, – ну там, законы новые вводят, устаревшие убирают, о благе людей заботятся и все в таком духе.

      – А как же Халлия? Ты столько о ней рассказывала. Я думал, ты ее поставишь в пример. Или там тоже… эти, как их?.. реформы проводят?

      Нария мягко улыбнулась.

      – Нет, Оренчик, Халлия интересна не тем. Там все неизменно с незапамятных времен и устроено по-другому.

      – Да-да, я слышал: касты и все такое. Нам в школе рассказывали. Но там же рабство! А рабство – это варварство! – Орен решительно не понимал столь горячую привязанность сестры к тому месту. Он всегда с интересом слушал ее восторженные рассказы о Халлии и всегда недоумевал, почему они так различаются с тем, что ему рассказывали на уроках мироведения.

      – О, мой милый братик, ты так многого еще не понимаешь… – Он ясно уловил печальную нотку, пробежавшую в голосе сестры, тоску в ее добрых глазах; он всегда распознавал это безошибочно точно.

      Ему захотелось как-то приободрить Нарию, но слов не находилось.

      – Но ты же поедешь туда… – И отчего-то ему самому стало грустно. – Значит, мы с тобой не будем видеться…

      Нария