Женевьева спасает Париж. Книга первая. Екатерина Нигматулина

лодочников и Театр марионеток Люксембургского сада

      «Гильдия? Лодочники? И откуда они знают все мои пять имен, которые использует только Жижи». Подняв глаза, Женевьева увидела давно проснувшуюся и явно недовольную Розу, которая уже грозила ей пальцем и тоже показывала на часы, что-то сегодня со временем не ладилось.

      – Ничего не понимаю, – озадаченно пробормотала девочка.

      – Курочка моя, сколько ты еще там будешь копаться?! – поторопила ее Роза. – Скорее, нам давно пора домой. Родители скоро вернутся. Ты хочешь пройтись до Монмартра пешком? – подмигнула она.

      Женевьева рассеянно кивнула и засунула бумажку в карман джинсов, решив подумать об этом завтра.

      – Заодно повторим на обратном пути таблицу умножения, – бойко сказала Роза, которая училась на курсах бухгалтеров, чтобы бросить наконец сидеть с детьми и поступить на работу в офис, где, по ее стойкому убеждению, водились все самые приличные женихи. Так, давай, семью шесть…

      – О нет, Роза! Лучше расскажи мне про окрашивание волос!

      – Не заговаривайте мне зубы, мадемуазель! А ну-ка, марш! Будет мне еще указывать, о чем мне ей рассказывать.

      Женевьева поплелась за няней, мысли ее путались, семью шесть сорок два, театр марионеток, она не была там уже лет пять…

      – Сорок два или сорок четыре, – неуверенно пробормотала она.

      – Что ты там мямлишь, Женевьева, сосредоточься! – оборвала ее Роза. – Дорога до Монмартра длинная, мы все равно все повторим.

      Глава пятая. Манон смотрит телевизор, Марион жалуется, а телефон опять звонит

      В этот вторник Марион тревожилась больше обычного. Как это бывает у старшего ребенка в семье, которому по объективной или не очень объективной причине приходится рано взять на себя ответственность, она умела в каждой совсем безобидной ситуации видеть угрозу, ну или хотя бы повод для беспокойства. А поводов за последнюю неделю набралось предостаточно. Феррон сделал ее выговор за легкомысленное отношение к должностным обязанностями (подумаешь, немного опоздала!), Сушон исчез (Гильдия, как всегда, спохватилась последней), а Кати все-таки получила одобрение своего прошения на пост букиниста и несмотря на протесты сестры стала бессмертной (В двадцать семь лет, нет, вы подумайте!). Пора было все рассказать бабушке, скрывать от нее это дальше не было никакого смысла.

      Марион жила в маленькой квартире, сделанной из двух бывших комнат прислуги, прямо под крышей статного песочного дома на улице Дантон, шесть бис. Она могла бы купить себе квартиру побольше где-нибудь в девятнадцатом округе или в пригороде Монтрей, но зачем ей были лишние десять метров за кольцевой дорогой, если здесь у нее под рукой были и Париж, и бабушка, и сестра.

      Каждый раз, взбираясь к себе на пятый этаж по винтовой лестнице, она считала все устланные потертым ковром ступеньки: ровно пятьдесят семь, как всегда. Иногда, после ночного дежурства, когда приходилось возвращать бессмертных, сделать это