Колдовской пояс Всеслава. Татьяна Луковская

Все, спать давай.

      Дыхание чернявого стало неторопливым, из горла вырывался легкий храп. «Спит себе», – с завистью посмотрела на попутчика Дуня. А ей все не спалось. «По утру серебро отдам, негоже за собой долги оставлять. Мое добро, что хочу – то с ним и делаю!» Она уже с вызовом глянула на мирно дремавшего Юрия. «Хозяйка я ему плохая, да у тебя такой-то ладной никогда и не будет, то же мне, княжий кметь. А мне бабка всегда говорила, что я на все руки мастерица». Дуня вспомнила о Лукерье, настырная слеза опять поползла по щеке.

      Со стороны костра послышалось какое-то сдавленное бормотание, топот. «Колдует, нечистый», – опять стало жутко. Почудилось, что ведун шепчет на два голоса. Евдокия сильнее вжалась в сено. Раздался сдавленный вскрик, снова топот. Дуня подползла ближе к Юрко. «И зачем мы сюда забрели, так же и в лесу бы на ветках подремали?» В нос ударил запах дыма. «Ветер что ли на нас понес?» Девушка привстала и ахнула… ярким пламенем горела избушка. Соломенная крыша быстро превращалась в огромный костер.

      – Пожар! – Дуня, что есть силы, тряхнула Юрия.

      Тот мгновенно вскочил и кубарем скатился с сеновала, Евдокия побежала за ним. Деда нигде не было.

      – Он в избе! Спасать надо, – Дуня кинулась к закрытой двери.

      – Уйди, я сам! – оттолкнул Юрко.

      Он ногой вышиб дверь. Из избы повалил густой дым.

      – С крыши занялось. Колодец где? Облиться надо.

      – Вон, – указала Евдокия.

      Чернявый побежал к кринице, а Дуня к костру, выплеснуть варево, чтобы было чем носить воду. Она подобрала валявшийся поодаль замызганный рушник, схватилась им за горячую ручку и сняла котел с огня, на землю полилась мутная жижа какого-то травяного отвара. Едкий запах чабреца мешался с запахом гари. Теперь можно тоже бежать к колодцу.

      Юрко стоял неподвижно, уперев руки в бока, разглядывая что-то в траве. «Чего он стоит?!»

      – Эй! – окликнула она его. Он молча указал пальцем вниз. Дуня громко вскрикнула. Распластав руки, лицом в траву пред ней лежал ведун с проломленным черепом, рядом валялся окровавленный топор.

      – Видать, с кого-то еще бычка так же настырно требовал, – Юрий наклонился, разглядывая рану. Дуняша отвернулась, не в силах смотреть.

      – Удар не воя, не глубоко. Может, даже и бабы.

      – Какая ж баба такое-то станет творить? – в животе у Евдокии замутило.

      – Да кто вас знает. Глянь-ка, у него в руке что-то зажато.

      Дуня, пересиливая себя, повернулась.

      – Бусы, – Юрий поднял находку на свет пожара. Это были простенькие деревянные бусины, раскрашенные нехитрым цветочным узором.

      – Мои! – обомлела Дуняша.

      – Твои? Почем узнала?

      – Сама рисовала. Только я потеряла их, уж седмицы две как.

      – Нужны? – протянул Юрий.

      – Нет, – отшатнулась Евдокия.

      – Ну, так мне пригодятся, – он засунул их куда-то за пазуху. – Может и топор признаешь?

      – Тоже наш, – совсем растерялась девушка, – вот зазубринка, так