Колдовской пояс Всеслава. Татьяна Луковская

ты меня, окаянная, – голос пасынка перешел в хриплый шепот.

      – Не больно-то усох. Биться стану, без боя не дамся, – предупредила Евдокия.

      – Да даже лучше, горячее, – Кривко едко усмехнулся и рванул к девушке. Дуня размахнулась деревянным ведром полным молока и что есть мочи и злости стукнула пасынка по голове, но Кривко успел слегка отпрянуть и удар пришелся по касательной. Молоко расплескалось, залив нападающему лицо и рубаху.

      – Ах, ты ж…, – грязно выругался пасынок, занося большущий кулак. Евдокия, привычная к побоям, резко присела, толстая ручища пролетела над головой. Девушка отскочила в самый дальний угол, отступать было некуда. Мокрый и злой Кривко надвигался на нее подобно разъяренному быку. «Все, забьет меня до смерти». Дуня съежилась, зажмурила глаза. «Попробую под ноги подкатиться, авось не устоит». И тут раздался глухой удар и что-то большое рухнуло к ее ногам, так падает мешок с мукой, срываясь с крюка22.

      Девушка осторожно открыла глаза. Кривко лежал на земляном полу, уткнувшись носом в Дуняшины лыченицы, и не двигался. Дверной проем загораживала огромная тень.

      – Здрава будь, Евдокия Яковлевна, – услышала она аксамитовый23 мужской голос. В темноте клети поблескивали колечки кольчуги и нагрудные пластины. Воин!

      – Ты что же убил его?! – ахнула Дуня, спешно переворачивая Кривко.

      – Кабы хотел убить, так убил бы, а это так, уму – разуму поучил.

      В подтверждение чужих слов пасынок тихо застонал.

      – У него детки малые, а ты его так-то, – с упреком бросила Евдокия незнакомцу.

      – Сама, когда ведром его лупила, не больно-то о детках пеклась, – воин скрестил руки, опираясь о дверной косяк.

      – Так ты видел все, а чего ж сразу не вступился? – Дуня почувствовала, как загораются щеки.

      – Думал, и без меня справишься, больно соловьем заливался, вдруг сговорились бы, а тут я влезу, – незнакомец явно забавлялся.

      – Зачем пожаловал? – гордо выпрямилась девушка. «Смешно ему, хлебнул бы с мое».

      – За поясом я, голубоглазенькая, цел ли?

      От неожиданности у Дуни перехватило дыхание. «Кто он? Откуда про пояс знает? Тать его тот навел или полоцкие на след вышли? Ежели от князя, так хуже некуда, несдобровать, в сравнении и Некрас за радость станется. Что ж делать-то?»

      – Ну, что молчишь? Цел пояс? – нетерпеливо напомнил мужчина.

      – Какой пояс? – осторожно спросила Дуня.

      – Как какой, что я тебе на сохранение оставил? Не могла ты забыть!

      «Я на сохранение… думает, я за давностью не вспомню чернявого… Точно ловушка». Все внутри похолодело.

      – Я тебя первый раз вижу.

      – Так выйди на свет Божий, пока солнце не село, да получше погляди. Юрко – я, дяденька Георгий.

      «Какой там дяденька, тот худючий что палка был, а этот подковы небось руками гнет, плечищи еле в дверь входят». Дуня перешагнула через Кривко, бочком обошла

22

Мешки с едой подвешивали на крюках под потолком, чтобы защитить от грызунов.

23

Аксамитовый – здесь бархатный, мягкий.