Жизнь волшебника. Александр Гордеев

что работает Зойка бригадиром швей-мотористок, Роман даже с неким уважением

      оглядывается на неё, но это уважение тут же отлетает прочь: в очень уж неприглядной позе

      отдыхает бригадир швей-мотористок. Остаётся жалость – да кому она нужна такая: вкалывает и

      всё пропивает. И, конечно, уже никакой надежды ни на семью, ни на путного мужика. Отчего

      припёрлась она в Сибирь и в Читу? Каким сквозняком родной страны занесло её в наше солнечное

      Забайкалье из куда более солнечного Узбекистана?

      Утренний, чуть потеплевший воздух – смесь робкого снежка с копотью печных труб, наносимой

      от сектора частных домов, – кажется нектаром и спасением. Как хорошо, что весь остальной мир

      не топят той же неистовой Зойкиной батареей. Удивительно, что в этой духоте Роман умудрился

      ещё и проспать, так что на работу приходится ехать в чём есть – во всём чистом, только изрядно

      помятом. Чувствительную, воспалённую голову, жаром гудящую в прохладном воздухе, тупо ломит

      похмелье. Но что творится в душе! Упасть до уровня таких Зоек – это уже всё… Вот тебе и

      необыкновенное знакомство, вот тебе и женщина для душевного праздника! Чувств-паутинок,

      видите ли, мальчику захотелось в самый искренний день. И Костик, идиот, сунул подарочек… Он

      что же, свою пассию уступил, что ли? Уж не под боком ли таких «дам» он чувствует себя белым

      человеком? Да что же это я делаю-то, а?! Да ведь я же – Справедливый! Разве для такого я

      рождён? Вспомнив своё истинное имя, хочется грудь пошире расправить, почувствовав скрип

      чистой накрахмаленной рубашки на плечах, да как-то не выходит это испытать. Это снежок под

      ногами скрипит, а на плечах только груз липкого стыда.

      – Что это ты помятый такой? – здороваясь, замечает бригадир, пожилой мужчина с землистым

      лицом и пористой кожей. – Да и опаздываешь к тому же…

      – День рождения отмечал, – оправдывается Роман.

      – А, ну тогда понятно, – понимающе соглашается бригадир – тоже из своих, деревенских. – А

      чей день рождения-то? Свой што ли?

      – Свой, – признаётся Роман, чтобы посочувствовали и легче простили.

      – Ну, тада пузырь с тебя.

      И Романа едва не выворачивает от слова «пузырь».

      ГЛАВА ВОСЬМАЯ

      Пасьянс

      Если верить утверждению, что ко дню рождения у человека по всем его биологическим и

      прочим параметрам наблюдается спад, то, конечно же, после такого унылого и даже стыдного

      «торжества» следует ожидать некоторый подъём. Однако в продолжении нескольких последующих

      дней у Романа тянется всё та же серость: он приходит с работы, валится на кровать, застеленную

      серым армейско-общежитским покрывалом, и читает. Лишь чтение и скрашивает, балансирует

      жизнь. Приятно не спеша и задумчиво перелистывать страницы. А иногда, остановившись,

      повспоминать о чём-нибудь своём. Ну вот: в книжке такое зримое и предметное описание дождя,

      что