Жизнь волшебника. Александр Гордеев

снег валиот и валиот – женщинам не видно конца. А значит, надо вытаптывать и

      49

      вытаптывать… Ещё возвращаясь из армии, Роман думал, что женщина, недоступная, как ей и

      полагается по природе, может до мужчины лишь царственно снисходить. Но как быть, если они

      постоянно «снисходят» и «снисходят»? В воле женщины – воля природы. Игнорировать её

      снисхождение противоестественно. Потому-то ты, мужчина, и владеешь женщинами. Хотя

      владеешь ли? Не та ли природа владеет и тобой, подстёгивая тебя всякий раз, когда ты, раздувая

      ноздри как лось, ломишься через кусты и преграды то к одной, то к другой, как бы победе. Можно

      ли этот чёртов Большой Гон хотя бы как-то утишить? Чем разбавить горячую,

      легковоспламеняющуюся кровь? Только бы лучше не водкой, старостью и болезнями, а рассудком.

      Но что значит сейчас этот робкий рассудок? Да ничего: «суха теория, мой друг, а древо жизни

      зеленеет». Ох, и зеленеет же оно, это древо! Так кучеряво зеленеет, что уже и не до обуздывающих

      теорий. Хорошо бы вообще ненавидеть этих порабощающих женщин, да не выходит. Выходит

      разве что иногда немного издеваться над ними. Купить с получки килограмм дорогих шоколадных

      конфет (чаще всего «Весну» или «Буревестник») и по штучке раздавать знакомым и незнакомым

      женщинам, внутренне насмехаясь над их светящимися улыбками, над их падкостью на словечки и

      подарочки. Но, по сути-то, это вода всё на ту же мельницу. Женщин от такой насмешки над ними

      лишь прибывает.

      Этому помогает и ещё одно соблазняющее умение, открытое в себе Романом и

      сногсшибательно действующее в ресторане. Это открытие – танцы. Всё начинается однажды с

      лезгинки, заказанной компанией шумных горячих кавказцев. Музыка такая, что заставляет

      непроизвольно подёргиваться руки и ноги. Роман сидит, наблюдая за движениями танцующих и

      вдруг находит, что ничего сложного в этом танце нет, чувствует, что он может даже и лучше. И уже

      не может утерпеть. Выходит чуть подвыпивший, разгорячённый, оказавшись, блондинчатый и

      голубоглазый, на голову выше своих лихих черноглазых соперников, и показывает «как надо», не

      уступая, а даже значительно опережая их в скорости и чёткости. В одном же месте делает и вовсе

      невероятное – сдваивает ритм так, что за один такт успевает сделать два одинаковых движения. И

      это сходу, с первого раза. Уж если что есть, так того не отнимешь. Танцуя, он вроде бы ничего и не

      придумывает. Напротив, перестаёт думать и полностью отпускает, отдаёт себя музыке. Примерно

      так же поступал он в спарринге при рукопашной схватке, отдавая себя своему внутреннему зверю,

      как называл этот внутренний выплеск прапорщик Махонин. Не зря же и теперь, выходя в круг,

      Роман старается найти самого быстрого, самого умелого танцора и «сделать» его. И его «Тающий

      Кот» всегда выходит победителем.

      После первой же лезгинки Романа восторженные