Жизнь волшебника. Александр Гордеев

пограничника сразу же отдают предпочтение одной – Любе. Вторая проводница – Наташа -

      из-за обручального колечка на пальце автоматически выпадает из их поля зрения. Люба спокойна,

      рассудительна, внимательна. Хозяйничая и встречая ребят, словно давних знакомых, она с

      улыбкой накрывает на крохотный столик, и ребята, уже умеющие смотреть на жизнь трезво и

      практично, тут же отмечают её хозяйскую ловкость. Вот Люба берёт нож, кладёт на доску длинный

      и кривой, как бумеранг, огурец. Потом звучит что-то похожее на чуть замедленную автоматную

      очередь, и огурец распадается на тонкие, ровные кружочки. Солдаты даже робеют оттого, что,

      оказывается, их сверстница может быть уже настоящей хозяйкой.

      Говорят они, конечно, только про службу, вспоминая всё смешное, и выходит так, что служба их

      выглядит какой-то забавной. Но этим самым они уже романтизируют её, считая самой лучшей из

      всех возможных служб. Разговор катится с шутками, со смехом и вот, где-то через час-полтора,

      казалось, на самом гребне веселья, Витька вдруг возьми да брякни:

      – А что, Люба, выходи за меня замуж…

      Роман от этого и вовсе шалеет: конечно, лучше бы таким не шутить, но жизнь-то ведь и вправду

      лихо распахивается как большие ворота – теперь в ней даже жениться можно!

      – Выходи, выходи, – сходу на той же волне подыгрывает он, надеясь, что Люба не обидится. –

      Витька – парень хороший, честное слово, хороший. Уж я-то знаю. Гарантирую.

      – Да ну вас, трепачи, – вздохнув, отмахивается она.

      Шумный, сумбурный разговор катится дальше, а минут через десять снова:

      – Люба, так ты выходи за меня, а?

      Снова смеются. Снова с жаром и шутливо Роман поддерживает друга, а потом, когда Витька

      повторяет это и в третий раз, перестаёт смеяться.

      – Давай-ка выйдем, – предлагает он.

      Выходят в гремящий железом тамбур.

      – Тебе ещё не надоело? – спрашивает Роман. – Что ты, как попугай, заладил одно и то же? Нас

      приняли по-людски, а ты?

      – А почему мне должно надоесть, если я всерьёз? – обиженно удивляется Витька.

      – Всерьёз!?

      – Ну конечно. А что? – у Витьки такой вид, словно жениться для него – это всё равно, что чаю

      попить. И вообще, он теперь уже какой-то другой. Ещё убегая знакомиться в купе, был

      взъерошенным и нагловатым, а теперь – серьёзный и вроде огорошенный чем-то. Таким его

      видеть ещё не приходилось.

      – Слушай, Справедливый, – сжав для убедительности кулак, говорит он, – да ты смотри,

      деваха-то какая! Такая уж вряд ли ещё встретится.

      Оказывается, за два года службы Роман совершенно не узнал Витьку. Впереди у него родной

      город, масса девушек, а он стоп – и всё! И совета ни у кого не спрашивает, и о судьбе, о

      счастливых или несчастливых случайностях не рассуждает. И так при этом уверен, что, пожалуй,

      не может быть не прав. И как его за это не уважать?

      Они возвращаются в купе.

      – Люба,