Жизнь волшебника. Александр Гордеев

никак, – снова отмахивается Роман.

      – Чудной ты какой-то, – вздохнув, произносит бывший танкист, – кастрированный что ли?

      «Сам ты кастрированный, – беззлобно думает Роман, – только на другой орган».

      Ему и впрямь не надо никого. Пока что хватает и свечения Любы. Пытаясь здраво представить

      своё ближайшее будущее, Роман думает, что было бы хорошо подольше сохранить это

      спасительное излучение, потому что лишь оно способно ещё удерживать его у берега

      целомудренности. Продержаться бы так до следующего чувства, не размениваясь и не

      растрачиваясь. Ведь если разменяться, то искреннего счастья потом можно уже и не ждать. Может,

      отвлечься на что-нибудь другое? Да вот хотя бы на подготовку к вступлению в партию:

      кандидатский стаж скоро истекает. На службе эта перспектива казалась очень важной, а теперь

      вроде как поблёкла.

      А всё-таки как там, что у Витьки и Любы? Вышло что-нибудь или нет? Может быть, есть ещё

      какая-то надежда? Роман пишет письмо на Витькин адрес и потом, сбросив конверт в ящик у

      почты, удовлетворённо вздыхает – теперь, пока он подвешен в ожидании ответа, его

      уравновешенному состоянию ничто не грозит.

      Через неделю бездельничать уже не остаётся сил. Возвращаясь как-то с речки, Роман видит на

      улице отца, ремонтирующего штакетник, и берётся помогать. А на другой день выходит на работу с

      самого утра, надев армейскую панаму, привезённую не без затеи напоминать земляками о своей

      «пустынной» службе.

      Боря пробует отбывать дни отпуска на речке в одиночку, но это надоедает и ему. Он идёт в

      контору совхоза и уже на другой день торжествующе и гордо подкатывает к Мерцаловым с их

      штакетником на какой-то колымаге, намеренно обдав пылью и посигналив звуком, похожим на

      овечье блеянье. Да уж, танков тут нет! Впрочем, Боря уже и сам не тот армейский танк, каким

      казался в первые дни. Непонятно как, но на домашней сметанке да молочке он успел за эти недели

      ещё более округлиться, так что похож он теперь на молодого, перспективного бегемотика. Да ещё

      какие-то неожиданно рыжие, пушистые бакенбардики отпустил, видимо, надеясь замаскировать

      ими щёки, да наоборот эти щёки ещё сильнее округлил.

      Ответ из белого Витькиного города приходит через полторы недели. Увидев конверт со

      штемпелем города Златоуста и адресом, написанным женским почерком, Роман тут же понимает,

      что надежды у него никакой.

      «Здравствуй, Роман!

      Спасибо, что не забываешь нас. Письмо твоё получили два дня назад, но Витя не любит писать.

      Сейчас он ушёл на работу, а меня попросил ответить тебе. Всё у нас вышло, как намечали. На

      обратном пути Витя встретил меня с поезда и не дал уехать дальше, так что я ещё и у мамы не

      была. Документы мне вышлют. Витя пошёл на завод фрезеровщиком, а я хочу устроиться швеей

      на фабрику. Это рядом с нашим домом. Вообще-то я давно мечтала о такой работе. Так что