Жизнь волшебника. Александр Гордеев

себя человеком считать не будет. Когда Роман вырос, то плечи оказались широкими и

      прямыми, ещё сильнее подчёркивая перекос. Но ничего, взяли, вроде не заметили. Теперь же

      видно, что и военная выправка его плечам не помогла. И снова для Маруси этот неправильный,

      всё же менее заметный, но теперь уже родной перекос – напоминание о трудной его судьбе.

      – Но-о, развылась! – ради порядка прикрикивает на неё Огарыш, правда, позволив сначала

      источить основную порцию слез.

      – А чо же не повыть-то, – говорит Маруся, сморкаясь в платочек, – сыоночка вернулся. Я ить

      говорила, говорила же тебе, что сёдни приедет. Я же чую.

      – Чуешь, чуешь, – соглашается Огарыш, от волнения нарезая сало неровными брусочками. – Ты

      это каждый день чуяла, причём, три недели подряд…

      Немного успокоясь, Маруся ещё раз прижимает Романа, но уже как-то завершающе,

      23

      освобождённо от переживаний, на другом настроении: всё, факт свершился, надо привыкнуть. Сын

      дома, здесь, рядом. Вот и хорошо.

      – Ну, ладно, готовиться начну, – однако, опять же чуть не расплакавшись, но уже на какой-то

      другой волне, сообщает она, – вечером людей соберём. Ты своих друзей пригласи…

      – А может, не надо всего этого? – говорит Роман. – Отслужил да и отслужил… Все служат.

      – Ну прямо, не надо тебе! – тут же строго прикрикивает мать. – Мы чо же, не ждали тебя, или

      чо? У нас уже всё запасено. Вино и то выдюжило. Папка вон чуть слюной не захлебнулся, а

      вытерпел…

      При этом она зыркает на Михаила, напоминая тому о чём-то, правда, не особенно того смутив.

      – Но-о, мать-перемать, не захлебнулся тебе! – возмущается отец, но уж как-то слишком

      «показательно», с горделивой ноткой за свою выдержанность.

      – Давай, давай полайся, – говорит Маруся, – пусть сын-то послушат, давненько тебя не слышал,

      соскучился поди.

      – Но-о, послушат тебе, нашла тоже ребёнка, а то он в армии-то ничо такого не слыхал… Ты

      думашь чо? А, да ничо ты тут не понимаш…

      * * *

      Маруся, как и Михаил, побаивается, как бы по приезду сын не рванул на какую-нибудь

      комсомольскую стройку, куда без устали зазывают газеты и радио. Михаил полагается здесь на

      судьбу, а вот Маруся знает, как перехитрить все эти зазывы. Планы её связанные со Светой

      Овчинниковой, выстроились сами собой, когда Марусе стало известно, что Света, оказывается,

      ещё со школы влюблена в Романа.

      Приходя в клуб к своей матери, заведующей клубом, Света всегда пыталась угодить и помочь

      Марусе, и та очень быстро «раскусила» её: слишком уж нежным румянцем заливались свежие

      Светины щёчки при всяком случайном упоминании о Романе.

      Примерно тогда же по стопке написанных, но не отправленных писем тайну Светы узнаёт и ёе

      мать. Образованная Галина Ивановна даже с некоторым недоумением открывает внезапное

      повзросление дочери, но быстро мирится