Жизнь волшебника. Александр Гордеев

хлопает своими прекрасными глазами и плюхается на табуретку, уронив мокрые руки на

      колени. Она представляет, как он, такой сильный, заваливает её, как какую-то корову, на диван и

      стрижёт ногти. Но вдруг почему-то не находит в этом ничего обидного.

      – Ничего себе деспот, – бормочет она, – вот это да-а…

      – Деспот, деспот, – соглашается Роман. – А ты папе пожалуйся. Только он меня же и поддержит.

      – Ну ты и дура-ак! – с восхищением шепчет Голубика.

      Она поднимается и вдруг обнимает за шею мокрыми руками. Такого, пожалуй, ещё не было

      никогда. От растерянности хочется даже сесть. «Женщина, что с неё возьмёшь…» – обрёченно

      думает Роман.

      В раковине шумит вода, рассыпая мелкие брызги. Роман обнимает жену крепче и ласковей.

      – Ах ты мой волшебный! – неожиданно произносит она.

      Волшебный?! Роман даже отстраняется от неё и вдруг чувствует, что вот сейчас он вместе с ней

      в едином мире чувств-паутинок. Никогда ещё не была она такой душевно близкой.

      – Почему ты сказала «волшебный», почему?! – восторженно и тихо спрашивает он.

      – Потому что мне хорошо с тобой, как в сказке. Потому, что ты не такой, как все. Ты как будто не

      из этого мира… А ещё ты так классно танцуешь…

      Господи! Она говорит ему такое! Впервые произносит это, ничего не боясь и не стесняясь!

      – А ведь я ещё не рассказывал тебе о своей детской мечте, – вспоминает Роман, обнаруживая в

      себе готовность рассказать ей сейчас о чём угодно…

      А какой прекрасной Францией пахнет от роскошных медных волос его беременной жены! И

      даже не любя его (а может быть, всё-таки любя?), она прекрасна. Наверное, такой-то непростой и

      бывает женатая жизнь. «Ах ты Голубика моя Голубика, Курочка ты моя Синеглазая…»

      ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

      Каверзные вопросы

      Суббота и воскресенье – вот лучшие дни, чтобы молодым Мерцаловым навещать родителей.

      Встречают их там неизменно приветливо. С тестем Роман сходится вполне. Большую часть

      свободного времени Иван Степанович отдаёт книгам: запоем, как художественную литературу,

      читает технические журналы. С наслаждением, прищурившись для меткости, вычерчивает на

      больших листах ватмана и собственные изобретения, более всего ценя простоту и лаконичность

      задумки. Именно в простоте, как он считает, проявляется не только мощь, но и элегантность

      изобретательского ума. Его конёк – придумывание новых инструментов для обычной работы и

      усовершенствование старых – ну, где ещё проявить способность к простоте, если не здесь?

      Изделия тестя – какие-то хитроумные ключи, отвёртки, молотки и просто выдерги для гвоздей.

      Увлечённый Иван Степанович бурно радуется не только своим находкам, но и чужим,

      расстраиваясь, если его восторгов никто не разделяет. И тут-то зять становится его отдушиной.

      Некоторые изменения в привычных инструментах, предлагаемые тестем, кажутся Роману

      странными,