Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу. Юлиан Семенов

определенного времени все-таки откажетесь принять наш меморандум, мы вынуждены будем решать все эти вопросы с другим русским правительством, которое существует на территории ДВР.

      БЛЮХЕР. На территории ДВР существует только одно правительство.

      ГЕНЕРАЛ. Слепота – скорбная болезнь в том случае, если у человека действительно нет глаз. Но если у него есть глаза, обладающие великим даром видеть, а он не хочет видеть или – еще хуже – боится видеть, тогда это уже не болезнь, а крах.

      БЛЮХЕР. Браво! Именно это я и хотел сказать вам, вы угадали мои мысли, генерал, браво!

      ГЕНЕРАЛ. Оказывается – вы ловкий дипломат, господин Блюхер.

      БЛЮХЕР. Стараюсь.

      ГЕНЕРАЛ. Простите за нескромность: ваша гражданская профессия – слесарь?

      БЛЮХЕР. Токарь, генерал, токарь.

      ГЕНЕРАЛ. Что, большая разница?

      БЛЮХЕР. Очень.

      ГЕНЕРАЛ. Вы играете в простака.

      БЛЮХЕР. В таком случае вы пытаетесь играть в провидца.

      ГЕНЕРАЛ. Блюхер, Блюхер… Я, право же, отношусь к вам хорошо.

      БЛЮХЕР. Я к вам – тоже…

      ГЕНЕРАЛ. Вся трагедия состоит в том, что вы не прошли той школы, которую прошел я, а я, в свою очередь, не знаю разницы между токарем и слесарем.

      БЛЮХЕР. Считается, что к старости люди добреют…

      ГЕНЕРАЛ. На это не надейтесь. Политик не имеет права стареть. Состарившийся политик должен быть убит или отстранен. Иначе – нацию постигнет горе.

      БЛЮХЕР. Сколько вам лет, генерал?

      ГЕНЕРАЛ. Шестьдесят семь. Не улыбайтесь. Я – мальчик в политике. Старость начинается после восьмидесяти.

      БЛЮХЕР. Каково же мне? Мне тридцать.

      ГЕНЕРАЛ. Не обижайтесь на меня, но именно молодость погубит вашу революцию. У вас нет зрелых политиков. Вы все младенцы, вы играете в самих себя, только придуманных.

      БЛЮХЕР. У вас дети есть?

      ГЕНЕРАЛ. У меня есть правнуки.

      БЛЮХЕР. Это примиряет меня с вами. Мы договоримся с ними, поверьте слову.

      ГЕНЕРАЛ. Следующая встреча назначена на семнадцать ноль-ноль. Думаю, вы подпишете наши предложения; соединитесь с Читой, вам передадут веселые новости про ваш монолитный фронт.

      Центр сцены. Рельсы, уходящие в Москву. Черно-красный флаг анархии. Громадный стол, на который помимо пустых бутылок установлен пулемет. (Начался тот анархистский бунт – первый в цепи следующих – о которых говорил Гиацинтов в самом начале, о которых Блюхеру говорили японцы.) Идет заседание анархистов.

      КОЛЬКА. Товарищи министры и члены! От имени нашего дорогого Ильича, первым заместителем которого я отныне являюсь на Дальнем Востоке, передаю вам, как очевидный факт, пламенный привет и ура!

      Министры и члены кабинета ревут «ура».

      Теперь трепртню о мире с японцами – тьфу и побоку! Воевать будем! Теперь ни Блюхер, жидовский наймит, ни комиссар Постышев нам не указ! Я по этому поводу получил много поздравлений от членов великого Коммунистического интернационала. И все нас зовут немедля воевать с японцами!

      ПЕРВЫЙ МИНИСТР. Так мы ж против коммунистов!

      КОЛЬКА. Да, против! Но мы за