Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу. Юлиан Семенов

засопел носом.

      – Знаете, – сказал он, – если бы на земле не было той сволочи, которая выдумала, как можно из хлеба или сахара гнать спирт, то мир был бы спасен от войн и революций.

      – Послушайте, док, – сказал Сомов, – в сейфе у барона, как я узнал сегодня точно, лежат страшные документы о моей жене. Ее трагедия стала достоянием гласности. Вы знали Варю раньше. Только вы можете мне помочь достать все это из сейфа Унгерна.

      – Полковник сошел с ума?

      – Полковник в своем уме.

      – Вы знаете мое отношение к этому истерику, Сомов, но как я смогу помочь вам?

      – Очень просто. В какое время вы его колете?

      – Четыре раза в день.

      – Вечером? Ночью? Утром?

      Доктор посмотрел на часы.

      – Черт возьми, сколько сейчас по вашим? Эти стоят.

      – Сейчас три.

      – Он просыпается в пять утра. В пять я его колю, и он начинает работать.

      – Ясно. Так вот, вместо наркотика вы ему вкатите снотворное. И все. Только окно перед уходом отворите – то, что во двор выходит.

      – Сомов, вы верите в сны?

      – Верю.

      – Мне снилось, будто черные быки наперегонки по полю гоняют, а поле выложено Врубелем – демоны лежат, руки по-бабьи запрокинули, а лица их все мелком крест-накрест перечеркнуты. К чему это, а?

      – В бридж сегодня не играйте, просадите все.

      – Когда вы хотите все это делать?

      – Сегодня…

      Та же ночь, только звезды ярче блещут – дело идет к утру. На приступке домика Унгерна дремлет казак. Он вытягивается по стойке «смирно», когда из дома выходит доктор с маленьким чемоданчиком под мышкой. Провожает доктора глазами, пока тот не скрывается в темноте. Снова садится, тяжело борется с дремотой.

      Прокричал петух, второй, третий. Пролаяли собаки, и снова тихо.

      К заборчику, окружающему внутренний двор дома Унгерна, подкрадывались две тени.

      Это Сомов и Мунго. Сомов перемахивает через забор и ждет мгновение. Потом быстро подходит к окну, бесшумно подтягивается на руках, залезает в комнату.

      Унгерн во сне говорит какие-то жаркие, быстрые слова. Сомов осторожно подходит к его одежде, быстро ощупывает карманы, достает связку ключей, подходит к сейфу, отпирает его, достает бумаги, карты, документы. Отходит к столу, на который падает белый лунный свет, открывает папку с грифом «Святая святых», и чуть ниже – «План кампании». В папке – карты с направлением главного удара. И Сомов быстро перерисовывает план. Листает дальше.

      На белом листе бумаги донесение:

      «Сроки выступления Бакича, Резвухина и Семенова будут переданы послезавтра курьерами. Посол в Пекине Киселев».

      Сомов чуть слышно ругается, захлопывает папку, открывает следующую. Там письмо, отстуканное на машинке:

      «Бакичу, Семенову и Резвухину. В ближайшие дни будет уничтожен “красными агентами” Хатан Батор Максаржав, что послужит для монгольских частей сигналом к мести. Сроки выступления будем ориентировать, подгоняясь к этому дню».

      Сомов изумленно прочитывает документ еще раз. Потом прячет все это в сейф, подходит