Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу. Юлиан Семенов

говорит Ванданов.

      – Да, с ним. Понимаешь, он был у красных. А если он был у красных, если его столько времени нет обратно, то я от этого ничего хорошего не жду. Посему…

      Унгерн задумался, закурил трубочку, хмыкнул:

      – Помнишь, я тебе говорил про кроссворды? Так вот, представь себе, что дней эдак через пять, в ночь перед наступлением на Россию, глашатаи всей Монголии сообщают народу, что от руки Сухэ Батора пал народный герой Хатан Батор Максаржав.

      – Это как?

      – Хитер, хитер, а дурак. Где же азиатская сердцевина твоя? У русского ум, у азиата – коварство. Ну, думай, думай, тренируй извилины… Не понял?

      Ванданов отрицательно покачал головой. Унгерн остановился перед ним и сказал:

      – Так вот что. Сейчас я еду к императору. Ты готовь коней. Завтра утром, самое позднее – ночью, поедешь с новым главкомом Северной армией Хатан Батором к передовым красным позициям.

      – Так он же еще пока…

      – Будет главкомом, а ты – его заместителем. Пришлю тебе записочку: «Убирайся дома, пора ждать гостей». Это сигнал. Записку сожжешь. Максаржава хлопнешь, забьешь тревогу – мол, красные здесь были, от Сухэ Батора.

      – Понял я, – сказал Ванданов, – понял.

      – Ну и слава богу.

      – Ух и хитер ты, барон. А меня следом за Хатан Батором не отправишь?

      – Запомни: только тех помощников убирают с пути, которые умны, во-первых, и пользуются любовью народа, во-вторых.

      Унгерн снова улыбнулся непонятно:

      – Не обижайся, ты у меня умен, умен, а вот с народной любовью туго – сатрапов-то не любят. Ничего, ничего, погоди, придет время, с тебя для Софийского храма икону прикажу написать. Ну, давай с Богом, собирайся.

      КВАРТИРА СОМОВА. Мунго сидит в гостиной, а в маленькой комнатке Сомов сжигает на огне керосиновой лампы шелковку, прячет в карман часы – те, что вернул ему Мунго.

      – Варя, – говорит он, – сегодня ночью уходит караван в Харбин. Вы сейчас уедете туда. Здесь вам оставаться больше нельзя ни часу.

      Варя отрицательно качает головой. Сомов говорит ей:

      – Вам не хочется ехать в Харбин?

      Варя снова отрицательно качает головой.

      – Вам хочется ехать в Москву?

      Варя качает головой.

      – В Париж?

      – Нет.

      – Полноте, – говорит Сомов Вареньке. – Полноте.

      Он достает из кармана деньги, оставляет себе немного, остальную пачку протягивает женщине:

      – Этого вам хватит для начала. А если защемит и станет очень плохо, в Париже найдете наших торговых представителей и скажете им, что муж ваш Сомов, что он сейчас в Москве и что вы просите дать вам возможность увидеть его. И вам эту возможность дадут. Во всяком случае, если я доберусь до наших.

      – А если не доберетесь?

      – Вы знаете, я почему-то очень верю, что нужно требовательно, настойчиво в самом себе сохранять, как в Бога, верование в дело. И я считаю, что дело – мы, знаете, затаскали это слово, – дело, это обязательно удача.

      – Я как кошка, – говорит Варя, – только мурлыкать еще не начала, боялась все. Как кошка.

      Она