Дневник секретаря Льва Толстого. Валентин Булгаков

черноволосый человек, очень серьезный, но детски наивный. Его интересовал вопрос о награде и наказании в загробной жизни. Поговорив с ним немного, Л.Н. передал его на мое попечение.

      – Это заведующий моими делами. Всё, что я скажу вам, всё это он знает. И книг вам даст.

      Купец уехал, видимо облегченный беседой (его мучил страх загробных страданий) и с подарком, портретом Толстого с собственноручной надписью. Причем купец обязательно настоял, чтобы Л.Н. написал на портрете: «Дарю такому-то». Это «дарю» особенно ему хотелось иметь на портрете. И Л.Н. так и написал.

      После завтрака я сопровождал его в верховой прогулке. Он ездил в деревню Овсянниково, за шесть верст от Ясной, проведать больную Марию Александровну Шмидт. Сначала он ехал было шажком, и я думал, что мы так и будем ехать всё время, – и что же? С половины дороги, а особенно на обратном пути, Л.Н. ехал временами такой крупной рысью на своей прекрасной лошадке Дэлире, что мне пришлось поспевать за ним галопом. Сидит он на лошади прекрасно – прямо, держа поводья одной левой рукой и подбоченясь правой. А когда летит, то очень красив: лошадь выбивает копытами снежную пыль, навстречу ветер, седая борода блестит на солнце.

      Вечером Михаил Сергеевич и Софья Андреевна, когда Л.Н. отдыхал еще у себя, подсмеивались, что он любит похвастать умелой и быстрой ездой и что, наверное, он хотел меня удивить. Между тем, видимо, сегодняшняя поездка его утомила. Ему нездоровилось. К тому же у него отчего-то разболелось колено правой ноги. Душан боится, что это начало припадка закупорки вен – болезни, которой давно страдает Л.Н.

      После чая Толстой читал с Михаилом Сергеевичем полученные сегодня французские статьи о «La Barricade» Бурже. Между прочим, сегодня он получил хорошее письмо от одной девушки из Пятигорска. Недавно она писала ему, что хочет отравиться и уже купила карболовой кислоты. Л.Н. отвечал и послал ей книг. Теперь девушка эта сообщала ему, что три дня после получения его письма она колебалась, не зная, что делать, но наконец выбросила карболку и теперь начинает убеждаться, что жизнь не есть сплошное зло и что человеку доступно благо, к которому он стремится. Письмо очень искреннее, не дающее никакого повода думать, чтобы написанное в нем было неправдой.

      24 февраля

      Л.Н. нездоров. Утром он еще гулял, но больше из дома не выходил и даже не завтракал.

      Из Петербурга приезжал дамский портной, автор портновского учебника. Провел в Ясной целый день и очень всех утомил. Расположился в одной из нижних комнат как у себя дома, вечером обедал. Разослал всем своим знакомым открытки с приветом из Ясной Поляны. Всё уговаривал Софью Андреевну принять от него в подарок сшитую им шелковую муфту. Но Софья Андреевна категорически от муфты отказалась, заявивши кстати, что она лично считает приличным употребление только меховых муфт. Татьяну Львовну портной принялся учить метать петли…

      В конце концов мы не знали, что делать с человеком, никак не хотевшим понять, что он уже достаточно злоупотребил вниманием хозяев. Наконец Л.Н. позвал портного в маленькую гостиную, и между ними произошел короткий разговор. Как после передавал