Дневник секретаря Льва Толстого. Валентин Булгаков

Толстой, – я прочел от начала до конца номер газеты и вывел такое заключение, что во всем свете теперь самые главные события – это смерть Комиссаржевской и юбилей Савиной. Это два великих человека… Ужасно! Слово, которое должно служить передаче мысли, до такой степени извращено!..

      Удивительны эти так называемые «просительные» письма к Толстому. Сегодня одна девица просит сто рублей на свадьбу, так как «она дочь офицера, а офицерские традиции требуют то того, то другого»; затем молодой человек просит тоже сто рублей на подготовку к экзаменам на вольноопределяющегося и т. д.

      Почты было мало. Л.Н. окончил предисловие к статье Буланже, и теперь я уже отослал его Поссе.

      26 февраля

      Л.Н. нездоров. Не завтракал, не гулял. Как и вчера, особенно много занимался.

      Утром приходили трое – посмотреть на Толстого, но ушли, напрасно прождав у крыльца.

      После обеда состоялся спектакль: Софья Андреевна устроила для своих внучат кукольный театр. Был построен в зале балаган, написаны на «ремингтоне» афиши, играл граммофон вместо оркестра и т. д. Пьеса, придуманная самой Софьей Андреевной, называлась «Пропавшая девочка». Софья Андреевна, скрывшись за кулисами, передвигала кукол и сама говорила за них. За некоторых «мужчин» говорил Михаил Сергеевич.

      Л.Н. хотел уйти, как только завели перед началом граммофон, но остался посмотреть, как чинно входили под торжественный оркестровый марш ребятишки-зрители и усаживались перед крохотной сценой. Подняли занавес. Представление началось. «Папенька» с «маменькой» внушали своей «дочке Лидочке», чтобы она не ходила в лес, где ее может обидеть «разбойник». Л.Н. подошел очень близко к сцене и, щурясь, вглядывался в движущиеся фигурки действующих лиц. Потом повернулся и ушел к себе. Но тотчас вернулся с какой-то большой коробкой в руках. Сел поодаль, у стола, и, не торопясь, раскрыл свою коробку и достал из нее огромный морской бинокль, который и направил на сцену. Через минуту я оглянулся на него. Л.Н. хлопал руками по коленам, заливаясь смехом. Он просидел минут десять и опять ушел, унося с собой бинокль.

      Софья Андреевна сильно устала от спектакля и, когда пили чай, прилегла в зале на кушетку.

      – Ну, теперь я начинаю уважать Комиссаржевскую, – произнес, указывая на жену, Л.Н.

      Все засмеялись и заговорили о спектакле. Вспомнили, что действующие лица перепрыгивали через стены, чтобы попасть на сцену (иначе устроить нельзя было, потому что все они были прикреплены за головы к проволоке).

      – Да, вот в Художественном театре всё держится на обстановке, – шутя заметил Л.Н., – а здесь пьеса была такая содержательная, что действующие лица через стены прыгали, и все-таки все внимательно следили за пьесой, и это не мешало впечатлению.

      Л.Н. получил письмо Н.Н.Гусева с выпиской из письма крестьянина Калачева. Выписка эта о жизни и Боге так понравилась Толстому, что он просил меня принести письмо и прочесть его вслух.

      – Да, вот мужички-то что теперь говорят! Так профессора не говорят, не только архиереи.

      Говорили